Бал или маскарад?

Марафон спектаклей композиторов, кардинально поменявших облик оперного жанра, для театра на Каме подошел к концу. Уже состоялись на сцене премьеры Белы Бартока «Замок герцога Синяя Борода» и Рихарда Вагнера «Летучий голландец». Замыкающим в триумфальном шествии «композиторов-новаторов» стал Джузеппе Верди с приглашением пермяков на свой «Бал-маскарад», который был создан на вершине карьеры композитора. А свое прочтение представил Владиславс Наставшевс, только что получивший «Золотую Маску» за постановку в Пермском театре «Евгения Онегина».

«Вся наша жизнь – бал-маскарад». Так можно модернизировать знаменитую фразу Шекспира. Любовь и ревность, заговоры и танцы – все перемешалось в оперном шедевре итальянского классика. Но в этой сценической версии настоящими являются лишь страсти! Владиславс Наставшевс в отличие от западных коллег не стал акцентировать подноготную оперы об убийстве шведского короля Густава III, а сделал акценты на чувствах главных персонажей.

Граница между закулисьем и сценой становится зыбкой. Актеры путают зрителя: то они певцы в оперной постановке XVIII века с нахлобученными париками и выбеленными лицами, то они простые люди, страдающие от самих себя, от своих чувств. Попытка «очеловечивания» актерского ремесла или сакрализация театра как жизненной арены? Тем не менее, при всей замысловатости концепции, Наставшевс не превращает свой спектакль в модный контрапункт двух сюжетов – оригинального оперного либретто и независимого от него зрительного ряда. Базовые принципы взаимодействия с публикой налажены: о чем поем – то и показываем.

Но если зритель уже настроился погрузиться в атмосферу дворцовых интриг-заговоров, в эпоху пышных юбок и роскошных костюмов, то его ожидания не оправдаются. Вся постановка будет проходить в какой-то пещере, которая «украшена» серым тряпьем. И даже брызжущего весельем бала-маскарада публика не увидела. Все действо было похоже на провинциальный корпоратив, тематикой которого был, видимо, стиль XVIII века. А вместо звенящих люстр, хрустальных бокалов были ящики с декорациями к «Балу-Маскараду». Еще и снег пошел, как будто действие происходит in open air… А все дело в том, что бал окончен. Все маски уже сняты, нервы на пределе, люди любят и чувствуют. Но это же театр! А в нем можно совершать ошибки, уличать в измене жену и потом кидаться помидорами, стреляться, умирать (понарошку).

Катализатором действия в этом балаганчике, как ни странно, оказалась яркая Ирина Байкова в роли пажа Оскара. Уже с первых нот прелюдии она появилась на авансцене в костюме Арлекина с  миниатюрным кокошником на голове. Эффектно! Иногда утверждают, что увертюра – краткий дайджест оперы, а прелюдия задает спектаклю нужный настрой. Наставшевс постарался преуспеть сразу в двух этих направлениях. Пока оркестр в яме играл бравурную музыку, обещая публике бал, на сцене Байкова, загадочно улыбаясь и приоткрывая завесы, демонстрировала все человеческие отношения, как они есть и которые придется увидеть публике. Граф Риккардо (Борис Рудак) пристает с поцелуями  к своей возлюбленной Амелии (Анна Нечаева), которая неохотно, но отбивается от него. Упорно этого не замечает ее муж Ренато (Владислав Сулимский).

Роль пажа по количеству вокальных номеров скромна в опере. Но в постановке Наставшевса это главная драматическая роль! Байкова визуально доминировала в спектакле. На протяжении всей оперы Оскар был на сцене вместе со всеми героями: шпионил за ними, подговаривал, подсовывал револьвер… В общем, руководил! А в конце, оказавшись победителем, триумфально вознес над головой орудие убийства. Такое изобилие движений мало поющего персонажа объясняется авторской фишкой режиссера – интерес к природе движения человеческого тела. Это дошло до того, что в опере можно выделить своеобразное «лейтдвижение плеча», которое повторяли все персонажи! И именно оно больше всего в итоге и запоминается, умножая число не поддающихся рациональному объяснению «странностей» спектакля.

Кроме живой актерской игры Ирина Байкова замечательно справлялась со своими вокальными трудностями: быстрые темпы, высокая тесситура. У певицы подвижная техника, звонкое и легкое сопрано. И даже если какие-то ноты звучали у нее неуверенно, то все можно было простить за ее харизму! В любовном треугольнике прежде всего выделялся Владислав Сулимский. Его брутальный баритон звучал увесисто. Ревнивец, опозоренный муж – ему удалось растрогать и поразить публику своей финальной арией Eri tu che macchiavi. Его противник Борис Рудак в роли Риккардо на протяжении двух первых действий выглядел блекло. Тенор звучал легковесно, порой его заглушал оркестр. Певец никак не мог победить в этой схватке. Однако в третьем акте, когда Борис Рудак как актер уже сам устал от себя, от всех этих страстей, он смог собраться и проникновенно исполнить свою арию Ma se mꞌe forza perderti. Жертвой сюжетных обстоятельств оказалась Анна Нечаева, однако в своих вокальных партиях она выглядела уверенно. Ее мощное, но при этом приятное и нежное сопрано звучало объемно, порой ей даже удавалось «перекрыть» оркестр. Однако некоторые верхние ноты Анны звучали неуверенно: то завышались, то занижались. Но звездой, любимицей публики оказалась загадочная гадалка Ульрика. Статная и роскошная Ксения Дудникова, исполнявшая эту роль, выглядела и звучала эффектно. Буффонного пафоса и таинственности придавала переносная дым-машина, которую она всегда с собой носила, видимо, вместо волшебного шара. Это была прожженная жизнью актриса, которая разгадала всю сложную человеческую жизнь. Ее внушительное контральто звучало угрожающе! И даже ля-бемоль – самый высокий звук партии – звучал мрачно и зловеще. А оркестр под руководством Миграна Агаджаняна, который все-таки после спектакля увольняется из театра, с неизменной точностью реагирует на исполнение певцов; к тому же, дирижер хорошо рассчитывает темпы.

Однако ощущение, что перед зрителями разыгрывается спектакль, не покидает нас ни на минуту. Только певец допоет свою арию, как он немедленно выходит из образа и начинает кланяться, выпрашивая аплодисменты. Забавная деталь, отстраняющая драматические коллизии; возможно, многим она помешает воспринимать действие. В этой пермской премьере не случилось ни бала, ни маскарада, да и заявленного трагифарса тоже. Легким движением плеча Владиславс Наставшевс отодвинул в сторону всем знакомые перипетии сюжета и рутинизировал то, что составляет сердце оперного театра Верди: любовные страсти, ложь, предательство. А вся публика – это те самые актеры, маски, которые посмотрели очередную любовную драму со стороны, продолжив после спектакля играть в свою жизнь. Свет! Камера! Мотор! Бал-маскарад!