Каждые полгода Соколов меняет программу и «катает» ее по городам Европы. На смену прошлой более привычной программе с Eroica-вариациями Бетховена, Интермеццо соч.117 Брамса и «Крейслерианой» Шумана пришла значительно более редкая: три клавирные сюиты Пёрселла, перемежаемые с его же миниатюрами в первом отделении, и соната B-dur KV 333 и Adagio h-moll KV 540 Моцарта во втором (полная программа доступна на персональном сайте артиста). Из года в год пианисту удается удивить даже самых искушенных слушателей и даже суровую немецкую публику фанатичной преданностью своему искусству.
Просвещенные любители фортепианной музыки и фанаты Соколова хорошо знакомы с присущей ему интровертной манерой, но концерт доказывает, что предела для его погружения нет, как нет и дна в исполняемых им произведениях. Малоизвестные кунштюки Пёрселла почти лишены концертности в нашем понимании, в них нет и виртуозности и, на первый взгляд, кажется, нет непринужденности генделевских сюит и внеземного баховского визионерства. Зато есть красота инструментального тематизма, возведенная в абсолют легендарными трелями и другими украшениями, которыми славится Соколов. Слушался этот плотный барочный поток из танцев и почти непрерывной орнаментики довольно тяжело, все же редко кто имеет смелость поставить подобную задачу перед силой концентрации слушателей. Тем не менее 45 минут музыки железно скреплены по краям двумя бассо-остинато от Граунда Z645 до закрывающей отделение Чаконы ZT680 и намертво держат внимание, словно маятник гипнотизера.
Просвещенные любители фортепианной музыки и фанаты Соколова хорошо знакомы с присущей ему интровертной манерой, но концерт доказывает, что предела для его погружения нет, как нет и дна в исполняемых им произведениях.
Вторая часть концерта построена на двух совсем не очевидных контрастах: первая оппозиция – насквозь инструментального пёрселловского тематизма и лирического оперного мелодизма Моцарта на стыке двух отделений; второе, еще менее явное столкновение – схватка си-бемоль мажора и си минора, однотерцовых тональностей. Сравнить подобное соотношение можно с человеком, смотрящим в зеркало и видящим в нем мертвого себя. Насколько соната была полна тихого, но яркого света, настолько же мрачным и отстраненным было Adagio, отдававшее могильным холодом. Пианизм Соколова, однако, живее всех живых и максимально раскрывается в медленных разделах музыки австрийского гения, ведь именно там можно показать детализацию интерпретации и красоту звука. Собственно, все было именно так: вокальные репетиции мелодии, жаждущие только подтекстовки, действительно спеты на инструменте с максимально тонкой градацией от mezzo piano до pianissimo. Не менее впечатляющими были и очень уместные замирающие паузы, в которых можно было услышать шум крови в ушах.
Кульминацией и, наверное, самым ожидаемым моментом вечера стали шесть бисов, переросших, по сути, в третье отделение концерта. Здесь музыкант развернул перед слушателями полную картину своего безбрежного дарования: «Дикари» Рамо, три миниатюры Шопена, Прелюдия Рахманинова B-dur op.23 №2 и финальная «Перекличка птиц» Рамо. Пьесы французских клавесинистов – Рамо и Куперена – некогда вознесли именитого пианиста в ранг звезды мирового уровня, а его исполнение (чаще всего как раз «на бис») «Нежных жалоб», «Циклопов», «Дикарей», «Переклички птиц» Рамо и «Молоточков» Куперена взорвало фортепианное сообщество в YouTube. За годы концертирования французские музыкальные конфетки из его репертуара не утратили ни деликатности, ни нежности, ни изящества и парящей легкости, ни тем более филигранной отделки. А проникновенность и эмоциональное наполнение рондó остается на все том же непревзойденном уровне. Ре-бемоль-мажорная Прелюдия Шопена стала трагической вершиной вечера и едва ли не мощнейшим потрясением. Обрамленная отвлеченно идеальными краями драматичная средняя часть Прелюдии в интерпретации Соколова произвела чудовищно тягостное впечатление безвыходности и бессилия, словно в давно написанной музыке можно отразить события наших дней. В виртуознейшей си-бемоль-мажорной прелюдии Рахманинова слушатели насладились свехчеловеческой беглостью, точностью и звуком размером с Кёльнский собор, стоящий в ста метрах от филармонии.
В наше время, когда Юйцзя Ван в ультракоротком мини в сотый раз играет Третий концерт Прокофьева, Ланг Ланг записывает для Deutsche Grammophon обработки диснеевских саундтреков, а Марта Аргерих вот уже лет как десять или более не играет ничего нового, Григорий Соколов остается апологетом разума и хорошего вкуса. Этому «Титанику» ни один айсберг не страшен.