«Так говорил Заратустра» (1896) Рихарда Штрауса — не только полторы минуты саундтрека из «Космической одиссеи» Кубрика, но и редчайший пример воплощения философского трактата в музыке. В отличие от Вагнера с килограммами литературных трудов, воззрения Штрауса целиком заключены в его музыке и не покидают ее пределов, доходя разве что до единства слова и звука в операх и песнях. Тем не менее избираемые темы и тексты Штрауса говорят нам не меньше, чем «Художественное произведение будущего», «Опера и драма» и другие талмуды Вагнера.
«Заратустра» — первое высказывание композитора на тему антитеизма, нашедшее позже свое развитие и кульминацию в его самой радикальной опере «Электра» (1909) в чудовищной для своего времени фразе «В небесах нет богов!». Демиург позднего романтизма искал божество в легендарных героях — Тиле Уленшпигеле, Дон Кихоте и сверхчеловеке — Заратустре. Пройдет больше десяти лет до того, как Штраус найдет его в «Кавалере розы» (1910), и это будет триединство безусловной любви (Маршальша), романтической (Октавиан) и невинной (Софи).
Подспудно композитора занимали мысли о смерти: в «Альпийской симфонии» (1915) Штраус подобно философу-скептику взирает на уход из жизни как на путешествие из темной ночи в темнейшую с восхождением в горние выси, рассветными озарениями и неумолимым закатом. «Смерть и просветление» (1889), раннее произведение, как и итоговое — «Четыре последние песни» (1948), демонстрирует веру в светлый конец и перерождение: «умирать — так же, как я написал в “Смерти и просветлении”» — это были последние слова Штрауса. «Заратустра» не дает ответа и ставит в тупик максимально неоднозначным финалом. Сам композитор говорил, что «…пытался выразить музыкой идею эволюции человеческого рода с момента его появления <…> и показать его приход к идее Ницше о Сверхчеловеке». Критики и музыковеды сломали копья в спорах, выясняя, что же выражает сочинение, кроме оркестровых эффектов ради самих себя. Возможно, еще и ради красоты.
Запись «Как говорил Заратустра» Владимира Юровского, перевыпускается в цифровом формате к столетию оркестра. С одной стороны, альбом являет собой хороший образец интеллектуализированного подхода к музыке, которой многие отказывают в глубине. С другой, интерпретация все же отдает холодком, словно сменивший музыкального руководителя оркестр и Юровский недоверчиво притираются друг к другу (запись относится к 2016 году, когда коллектив завершил сотрудничество с Мареком Яновским и только готовился к новой вехе своей истории). Интерпретация дирижера выверена и продумана до мелочей — темпы, стилистика и нюансировка не оставляют желать лучшего, а вот сдержанная сверх меры агогика и лишенная по-настоящему ярких контрастов звуковая палитра, к сожалению, удручают. При смещении акцента с красочности внимание падает на тематическое наполнение партитуры: хоралы в части «О людях потустороннего мира», двенадцатитоновая тема и сама фуга в разделе «О науке» в исполнении дирижера приобретают большую весомость, но все же не достигают караяновского величия или наэлектризованности Рудольфа Кемпе. Симфонический оркестр Берлинского радио почти без труда преодолевает немыслимые сложности, а первая скрипка прекрасно «завивается голосовыми трелями». Но общее впечатление от звучания противоречиво: в погоне за дифференциацией мелодических линий команда звукорежиссеров превратила цветущую всеми прелестями жизни музыкальную ткань в безглютеновую sugar free субстанцию, где слышно каждый пульт струнных, но не чувствуется ни любви, ни страсти. Кажется, что эта интерпретация не гонится за красотой, не ищет давно умершего бога, лишь необычный взгляд на памятник прошлому, который в новом времени не каждый может оживить.