Парсифаль – святой простец за пультом и казус Кундри

«Парсифаль» – последнее музыкальное сочинение Рихарда Вагнера, жанр которого сам автор определил как «торжественная сценическая мистерия». По завещанию композитора «Парсифаль» мог исполняться только в Байройте, но еще до истечения срока действия запрета несколько раз был исполнен в Метрополитен и далее по всей Европе. Если «Тристан и Изольда» – это самое радикальное сочинение Вагнера и, может быть, его кульминация, то «Парсифаль» – квинтэссенция всего вагнеровского в музыке: на сцене практически отсутствует действие, сольные номера и сцены достигают невероятной длины, вся музыкальная ткань выстроена только из лейтмотивов, а оркестр разросся до кучи маленьких внутри одного большого. Отдельно стоит упомянуть гармонию в опере, которая не только пережила свой кризис в «Тристане», но и трансформировалась: знаменитый Тристан-аккорд перекочевал в «Парсифаль», но ассоциируется уже не с любовным томлением, а с проклятием и грехопадением.

Овеянный мифами, подобный священному монстру немецкого искусства, «Парсифаль», как и более ранняя опера «Лоэнгрин», основан на легендах артуровского цикла и рыцарском романе Вольфрама фон Эшенбаха «Парцифаль» (Вагнер вывел Эшенбаха на сцену в опере «Тангейзер» в качестве одного из персонажей).

События мистерии разворачиваются в окрестностях легендарного замка Монсальват. Рыцари просыпаются в саду, верховный рыцарь ордена Святого Грааля Гурнеманц призывает всех к молитве, к обряду выносят короля Амфортаса, страдающего от неисцелимой раны. Служительница ордена дикарка Кундри привозит из Аравии очередной бальзам для больного Амфортаса, но и он не приносит облегчения. Гурнеманц рассказывает, что король стал жертвой злого мага Клингзора, который заставил Кундри обольстить Амфортаса, обманом похитил Копье Судьбы и нанес ему чудовищную рану. Рассказ верховного рыцаря прерывается, когда служители приводят юношу, подстрелившего священного лебедя, но Гурнеманц прощает его, видя в пришельце святого простеца, который по преданию должен искупить все грехи Амфортаса и стать новым предводителем ордена. Все проходят в тронный зал для проведения священного обряда с чашей Грааля; живущий во гробе рыцарь Титурель созерцает ее священный образ, ведь только так он может продлить свое существование, в зал нисходит святой дух. Все рыцари глубоко тронуты, кроме юноши, который не может понять происходящего; рассерженный Гурнеманц изгоняет пришельца.

Тем временем Клингзор в своем замке вновь пробуждает Кундри ото сна и заставляет ее лишить простеца сил, обольстив его; в помощь ей маг направляет цветочных дев, которые должны обворожить странника. Он пробирается сквозь чертоги злодея и избегает любовных чар сонма чаровниц, но потом появляется Кундри и рассказывает простецу о своем и его прошлом. Оказывается, его имя – Парсифаль, сын короля Гамурета и королевы Херцеляйды, выросший вдали от людей. Кундри рассказывает, что именно он виновен в смерти матери, и предлагает ему избавление от вины через поцелуй. Пораженный Парсифаль принимает предложение колдуньи, но не падает жертвой ее чар, вместо этого он прозревает и предлагает даровать прощение ей самой. Тысячу лет назад она увидела Христа в пустыне и осмеяла его, за это она обречена на вечную жизнь и вечное перерождение. Кундри молит Парсифаля даровать ей забытье через любовь, но герой отказывает ей, тогда она проклинает его и призывает Клингзора, который бросает в Парсифаля Копье Судьбы. Парсифаль осеняет себя крестным знаменем – и Копье застывает над его головой. Магические чары разрушены, чертоги злодея исчезают.

Спустя время верховный рыцарь Гурнеманц находит Кундри около Монсальвата и пробуждает ото сна; внезапно появляется Парсифаль с копьем. Она глубоко поражена и смиренна, в порыве чувств льет на ноги страннику миро и отирает своими волосами. Парсифаль исцеляет раненого Амфортаса и проводит обряд с чашей Грааля. Святой дух нисходит в тронную залу, Кундри наконец получает искомое ей искупление.

Artur Bodanzky / Erich Leinsdorf
Lauritz Melchior, Kirsten Flagstad, Friedrich Schorr
Metropolitan Opera Orchestra

Альбом 1938 года – едва ли не первая полная запись оперы и редкий пример немыслимого созвездия исполнителей: дирижер Артур Боданцки – главный спец по немецкому репертуару «золотой эпохи» Мет, а Лауриц Мельхиор и Кирстен Флагстад – самые знаменитые вагнеровские певцы в истории звукозаписи. Ужасающее качество омрачает эту фонограмму и делает ее практически непригодной для прослушивания: удовольствия от прослушивания, к сожалению, получить почти невозможно, тем не менее можно получить прекрасное представление о темпах, агогике, дикции певцов и их нечеловечески огромных голосах. Примечательно, что еще задолго до пришествия Булеза и прочих дерзких ниспровергателей основ, дирижер Боданцки ввел моду на ураганно-быстрого Вагнера, за что неоднократно подвергался критике.

Vittorio Gui,
Maria Callas, Africo Baldelli, Rolando Panerai,
Orchestra di Roma della RAI
(на итальянском языке)

«Пуччини я люблю, но должна признаться,
что все-таки не до такой степени,
как Беллини, Верди, Доницетти или Вагнера».
Мария Каллас. Из «Воспоминаний» 1977 года

Осталось необыкновенно мало записей Вагнера в исполнении La Divina, но каждая из них представляет несомненный исторический интерес. «Парсифаль» – единственная опера Вагнера, записанная Каллас от начала и до конца, в полной красе демонстрирует величие ее еще не исхудавшего голоса, дополненное блестящим мастерством итальянских певцов и незаурядного дирижера Витторио Гуи.

«Итальянский» Вагнер всегда поражает своей непохожестью на немецкие интерпретации, при этом в этой инакости есть свое огненно-страстное южное очарование: над интеллектуализированной интровертностью здесь доминирует демоническая составляющая – темпы по скорости предвосхищают и подчас превосходят булезовские; хор и оркестр рычат, не оставляя и намека на религиозность происходящего на сцене. Балделли и Панерай – великолепные Парсифаль и Амфортас, не уступающие в голосовом плане солистам Байройта, который в 1950 году еще только готовился к новому открытию. Их достаточно мощные для этой музыки голоса и выдающаяся музыкальность в обрамлении искусного Витторио Гуи составляют замечательный фон для главной звезды альбома и оперы второй половины XX века в целом – Марии Каллас. Знакомая большинству по ролям хрупких безумных героинь, Divina прославилась в Италии в первую очередь как выдающаяся исполнительница самых тяжелых драматических партий: Абигайль из «Набукко», Турандот из одноименной оперы и, наконец, Изольды, Брунгильды и Кундри. Весь второй акт она блистает своим гигантским тяжеловесным голосом, блестящей техникой и артистизмом, позволяющими ей без труда справляться с тесситурой и главное – со сложностью дикции и сочетания ее с изгибами мелодии, которая максимально далека от итальянских красот. Особый интерес представляет сцена крушения чертогов Клингзора, в которой Каллас выдает довольно привычный для роли крик, но на недосягаемой для многих ноте – фа третьей октавы (!), которую она ни разу не взяла на сцене и в записи. Трактовка и исполнение на итальянском языке непривычны и не подойдут для первого знакомства с оперой, но всем опытным любителям Вагнера будет, несомненно, интересен великолепно сохранившийся документ ушедшей эпохи.

Hans Knappertsbusch
Wolfgang Windgassen, George London, Hermann Uhde, Martha Mödl
Bayreuth Festival Chorus, Bayreuther Festspielorchester
1951

Hans Knappertsbusch
Jess Thomas, George London, Gustav Neidlinger , Irene Dalis
Bayreuth Festival Chorus, Bayreuther Festspielorchester
1962

С открытия «Нового Байройта» в 1951 году вплоть до своей кончины «Парсифалем» руководил один из главных вагнеровских дирижеров – Ханс Кнаппертсбуш, непримиримый противник НСДАП, философ за пультом. Кнаппертсбуш был не только профессионалом экстра-класса, что демонстрируют сохранившиеся видеопленки, но и, подобно Клемпереру и Фуртвенглеру, мыслителем – его перу принадлежит диссертация по философии на тему «Образ Кундри в “Парсифале” Вагнера». Неудивительно, что именно этой оперой он дирижировал каждый год (1951–1964), постоянно меняя составы певцов, а его фонограммы 1951 и 1962 годов считаются недостижимым эталоном по сей день.

Манера Кнаппертсбуша – это плоть от плоти немецкая традиция первой половины XX века, доведенная до предела: полное отсутствие аффектации и сосредоточенность, выражающиеся в сверхмедленных темпах, приглушенной динамике и склонности к статике в сочетании со сдержанной агогикой, не допускающей широких колебаний в темпах. Самые сильные стороны дирижера – это подлинное искусство дифференциации оркестровых голосов и утонченность аккомпанемента: он мог с легкостью добиться большого звука, необходимого для вагнеровских партитур, не затмевая голос и не скатываясь в фон для голоса. Особое внимание стоит уделить первому акту мистерии со сценой святого причастия: подобного величия и ощущения сопричастности не удалось более достичь ни одному из дирижеров, Wein und Brot – хоровая реплика, снизошедшая рыцарям свыше, спета хором как неделимым организмом. Именно в таком исполнении раскрывается подлинная мощь композитора как выдающегося мастера хорового письма – неудивительно, ведь Вагнер изучал и редактировал хоровые сочинения Палестрины.

Известные записи 1951 и 1962 годов равновелики и отличаются лишь исполнителями заглавных партий: первая выигрывает за счет Кундри в исполнении Марты Мёдль – одной из трех великих послевоенных вагнеровских сопрано. Мало сказать, что она была великолепной певицей, но и блестящей актрисой: современники и почитатели ее таланта до сих пор отзываются о ней как о неукротимом диком звере, выбежавшем на сцену. Ее демоническая Кундри стоит особняком в сонме могучих вагнеровских дев и идеально воплощает слова Карла Густава Юнга: «Под чарами Клингзора находится Кундри, та инстинктивная, еще природная жизненная сила, которой лишен Амфортас. Смерть Кундри легко объясняется как освобождение либидо от природной, неукрощенной формы (от “формы быка”, спадающей с нее в качестве мертвой формы, тогда как сила ее пробивается в виде нового потока жизни в сиянии Грааля». В середине 1950-х голос певицы стал слабеть, и в 1959 году Марта Мёдль спела свою последнюю Кундри, навсегда простившись с сопрановым репертуаром.

Pierre Boulez
Sándor Kónya, Astrid Varnay, Josef Greindl
Bayreuth Festival Orchestra

Пьер Булез был приглашен дирижировать «Парсифаль» после смерти Ханса Кнаппертсбуша, когда в Байройте еще прочно держалась консервативная манера исполнения. Булез же навсегда изменил представление об этой опере, выстроив свою интерпретацию вопреки ожиданиям публики и исполнителей и лишив партитуру пафоса и мистицизма. С первых тактов французский бунтарь закручивает слушателей в водоворот раскаленной плазмы: темпы ускорились почти в полтора раза, акцент в оркестре сместился на ударные и медные духовые, а общая звуковая палитра стала значительно более сдержанной в первую очередь в области динамики.

Пьер Булез оставил три полных записи «Парсифаля»: 1966, 1970 и 2004 годов, из которых самая известная – 1970 года с Джеймсом Кингом и Гвинет Джонс, но незаслуженно забытый альбом 1966 года представляет наибольший интерес изо всех, потому что в роли Кундри выступила великолепная Астрид Варнай. В то время она уже находилась на закате своей сопрановой карьеры и прощалась с ведущими ролями, поэтому ее Кундри – партия, которую часто поют и меццо-сопрано, – стала для нее «последним прости» Байройту. Редко можно услышать Варнай – умную, холодную и расчетливую певицу – в состоянии подобного остервенения: в противовес отстраненному Булезу легендарная дива выдала перформанс, граничащий с откровенной истерикой на сцене, – сложнейшие пассажи, неудобные верхи и низы она спела с максимальной отдачей, не упустив при этом ни единого слова в бешеном темпе. А ее дьявольский смех и крики, которыми изобилует партитура, до сих пор наводят неподдельный ужас.

Одна из главных проблем партии Кундри – ее огромный диапазон, который редко удается обуздать даже самым именитым певицам. В рассказе из второго действия на словах Ich sah ihn und lachte выписан скачок мелодии почти на две октавы (!): трети исполнительниц не хватает верхнего си, другой – нижнего до-диеза, чаще всего проваливающегося в жалкий шепот. Варнай же блестяще владела обоими регистрами и подчинила их драматической выразительности, чему стоит либо позавидовать, либо поучиться.

В преломлении Булеза – Варнай «Парсифаль» – это не притча и не мистерия, а обворожительная, божественно и дьявольски красивая музыка, которую уж никак нельзя связать с ницшеанским «Казус Вагнер».