Сергей Буланов: Критика – это вкусовщина

ПТ Недавно один мой приятель после просмотра спектакля, выдержав довольно долгую паузу, сказал: «Какая же проклятая профессия у оперных певцов!» Он осознал сложность этой работы, связанную с предъявляемыми к артистам высокими требованиями. Не думаете ли вы, что профессия критика также «проклята» и тяжела?

СБ Я не воспринимаю музыкальную критику как отдельную самодостаточную профессию, поскольку формировался в среде, где меня учили, что это часть музыковедческой специальности. Палитра профессиональных возможностей музыковеда мне нравится: я занимаюсь наукой, преподаю, читаю лекции для широкой аудитории, участвую в проектах на радио и телевидении. Критика – одна из ипостасей, но, конечно, в моей жизни она уже заняла центральную позицию. О том, что моя деятельность тяжела или проклята, я даже никогда не задумывался, это не про меня.

ПТ Когда я читаю биографии великих оперных певцов, например, Марии Каллас или Монтсеррат Кабалье, там периодически встречаются точнейшие оценки лучших критиков того времени, в которых сочетаются глубокие знания музыки и театрального дела. В России такой уровень критики встречается крайне редко.

СБ По моим ощущениям, мы с коллегами сейчас стараемся развивать нашу нишу, действительно, после нескольких лет явной стагнации. Но какой бы исторический период мы ни взяли, включая XIX век с хрестоматийными Стасовым, Кюи и Ларошем, «экспертиза» всегда откровенно была разной. Документы прошлых эпох доступны, мы видим как яркие аналитические высказывания, так и нередко огульную критику без аргументов. Думаю, это вечные процессы. В советское время о певцах высококлассно писал тенор и заведующий оперной труппой Большого театра Анатолий Орфенов, сейчас это мастерски, но, к сожалению, редко делает художественный руководитель знаменитой Молодежной оперной программы Дмитрий Вдовин. Я с удовольствием читаю статьи выдающегося пианиста Семена Скигина, он много лет работает с лучшими вокалистами мира, его опыт бесценен.

ПТ Любопытно, что вы перечислили музыкантов, но не критиков. Насколько в сегодняшних реалиях важно профильное образование для критика?

СБ У меня есть на этот счет любимый пример: великие русские композиторы, члены «Могучей кучки», образовывали себя сами, хотя параллельно уже открывалась первая русская консерватория. Более  того, в музыкальном вузе есть шанс получить базу, но многим профессиональным критериям, к сожалению, научиться невозможно. Образование критику нужно шлифовать самостоятельно: наслушанность и насмотренность зарабатываются собственными силами.

Я убежденно свожу свою специализацию как критика к одному направлению: оставил себе, казалось бы, микроскопический уголок счастья под названием «академический вокал» и пытаюсь тщательнее разобраться в тонкостях и нюансах этого явления. «Не звучало», «не получилось» – а почему? Здесь без профессионального музыкального образования ориентироваться мне было бы гораздо труднее. Кстати, с первых статей я всегда пользуюсь советом нашего главного редактора Евгении Кривицкой: «Если вам что-то не понравилось, вы можете не согласиться, но сначала задайте себе вопрос, почему сделано именно так».

То же самое касается и разговора о полноценном оперном спектакле. К чему сводится подавляющее большинство рецензий? К разбору режиссерской концепции. Я стремлюсь подробнее говорить о вокале, хотя описать словами возможно далеко не все: один и тот же вопрос в разных случаях может решаться по-разному, все индивидуально. Сейчас работаю над детальным погружением в оркестровую специфику – это больное место, неправильно об оркестре писать в конце одно или два предложения.

В музыкальном вузе есть шанс получить базу, но образование критику нужно шлифовать самостоятельно: наслушанность и насмотренность зарабатываются собственными силами

ПТ Я всегда уважал Петра Поспелова. В его недавний скоропостижный уход из жизни до сих пор невозможно поверить. Человек прекрасно чувствовал в спектаклях самую суть и очень точно формулировал мысли, у него была высокая планка. Однако в начале 2000-х годов я работал в пресс-службе Большого театра и ежедневно читал рецензии разных людей – криминала попадалось очень много. И даже иногда хвалили так, что лучше бы ругали. Как уходить от вкусовщины?

СБ Критика – это вкусовщина. Безусловно, на каждый параметр, по которому мы оцениваем, должен быть аргумент. Но наш собственный вкус – тоже аргумент немаловажный.

ПТ Бывает ли, что по химии или музыкальным качествам вы чувствуете – певец «не ваш»? Но вместе с тем очевидно, что самородок. Накладывает ли отпечаток личное отношение?

СБ Есть одна известная и потрясающая по творческим возможностям певица, но мне трудно воспринимать ее тембр – он именно не совпадает с моим вкусом. Это обстоятельство блокирует и следующие уровни восприятия: когда она поет, я не сопереживаю, ее эмоциональный посыл в меня не попадает. Однако глобально к ее грамотной технике я придраться не могу, она мастер.

ПТ Есть яркий пример из мировой практики. Интендант Рудольф Бинг, обладавший неповторимым чутьем, не мог воспринимать тембр Беверли Силлз, хотя она величайшая певица-виртуоз.

СБ Как только я осознал такой щепетильный момент, больше ни строчки о ней как о певице не пишу. Зато, послушав ее мастер-класс и увидев уровень мастерства и самоотдачи, я сразу же с удовольствием красной линией акцентировал в статье ее педагогический дар.

Я никогда ни для кого не закрываю дверь. Могу раскритиковать, но если следующее выступление мне понравится, сразу же напишу об этом. Так было, например, с Ольгой Масловой: мне не все казалось идеальным на Конкурсе Хиблы Герзмава, зато на Конкурсе имени Чайковского я оценил ее удивительную способность перестраивать огромный оперный голос для камерного репертуара, услышал интеллектуальное и тонкое прочтение романса Чайковского – сразу же написал об этом не только в рецензии, но и отправил пару добрых слов напрямую ей в личные сообщения. Критику, несмотря на профессию, я иногда и при себе могу держать, а когда есть за что похвалить – я первый в очереди.

ПТ Как быть с дружбой между критиками и певцами?

СБ Мне приходится над этим вопросом думать чуть ли не ежедневно! Две первые позиции в рейтинге сыплющихся обвинений в адрес критиков – коррупция и «промоушн» по дружбе. Я для себя вывел формулу ответа: по списку моих друзей люди могут сделать вывод, что к этим музыкантам я рекомендую присмотреться, они исключительно хороши. Мои друзья – отражение моего личного вкуса. Дружу с лучшими.

ПТ Есть еще одно распространенное обвинение: «Критик – нереализованный артист». Насколько оно справедливое? В воображении вы ставите себя на место артистов?

СБ Нет, никогда.

ПТ Не кривите душой?

СБ Моя задача – смотреть гораздо шире. У артистов есть серьезная проблема. Они, находясь внутри театрального процесса, начинают рьяно любить то, что делают, даже если результат оставляет желать лучшего. Мы на такой подход права не имеем. Я могу знать все инсайды по поводу будущей постановки и подробности репетиционного процесса, что ужасно зажигают изнутри, но я должен прийти на премьеру и все равно  «выжать» из себя объективность. Большой процент удачных моментов даже самого гениального спектакля часто остается за скобками. Задача критика не менее важна, чем задача артиста: свежим взглядом посмотреть и проанализировать готовый продукт. Мне моя роль слишком нравится, поэтому мысли о том, чтобы самому стать артистом, режиссером или кем-то еще, даже не приходят.

ПТ Вы в рецензиях умеете быть корректным, но когда-то все же приходится жестко реагировать?

СБ Стараюсь контролировать эмоции, но не всегда удается, как и многим творческим людям. Один из последних примеров – «Иоланта» и «Карлик» в театре «Новая Опера». Тогда слишком многое натолкнуло на негатив: неудачная сценография, режиссерская глухота к музыкальной драматургии, неуместные комические эффекты, «истерзанные» голоса большинства солистов.  Я довольно сердито отреагировал у себя в телеграм-канале, за что меня справедливо пожурили старшие коллеги, к мнению которых я прислушиваюсь. Нельзя опускаться до токсичности, это разрушающее качество. В том же посте я отметил и плюсы: органичность Василия Ладюка в партии Роберта, изумительную работу Михаила Губского над партией Карлика.  Критические замечания я публикую не ради хайпа и репостов – все еще хочу верить, что ситуацию в нашем театральном мире можно изменить к лучшему.

Иногда плюсы находить трудно. В Большом театре под конец прошедшего сезона поставили оперу Берлиоза «Беатриче и Бенедикт», где под удар попали все певцы без исключения: постановочная команда искусственной травой убила акустику. Где здесь плюсы? Но я все равно стараюсь по мере возможности балансировать, особенно когда пишу подробные рецензии, которые по формату сильно отличаются от сиюминутных постов в Телеграме. Кстати, появление там моего канала спровоцировала серьезная журналистская проблема нашего времени – смена читательской привычки: теперь мало кто изучает газеты, которые раньше автоматически устанавливали связь между нами и целевой аудиторией. Мы разобщены, хотя далеко не все признают такую грустную проблему, преодолевать которую нужно всем без исключения.

ПТ Поговорим о нашем инфоповоде. Дискуссия о музыкальной критике, которую вы планируете провести в формате живой встречи с публикой, очень интригует.

СБ Провести эту дискуссию меня пригласила Ада Айнбиндер – она авторитетный музыковед, ведущий специалист по творчеству Чайковского, автор его биографии в серии «ЖЗЛ». Полгода назад Ада вместе с друзьями и коллегами создала образовательный проект «Нефилим», в рамках которого регулярно проходят лекции и дискуссии. Я с удовольствием согласился, чтобы в очередной раз привлечь внимание к музыке, к нашей профессии. Возможность общения с заинтересованными людьми – большая удача. Недавно в своих социальных сетях я объявил, что хочу организовать в рамках дискуссии интерактивный эксперимент. Пригласил молодых вокалистов принять участие: они споют, и я на конкретных примерах покажу, на что сам как критик обращаю внимание, а что могут оценить слушатели, желающие покончить с бессмысленными аплодисментами и начать разбираться в вокальном искусстве. Постараюсь обеспечить коэффициент полезного действия, отвечу на все вопросы, но рассуждениями ограничиваться уже поздно – сегодня мы у той черты, когда необходимо не только слово, но и дело.