События
Творение Франческо Чилеа – нечастый гость на российских сценах, но все же в 2002 году в Большом, а в 2017-м в Мариинке эта опера о великой драматической актрисе, о театральном закулисье и большой трагической любви ставилась и более-менее знакома столичным меломанам. Принадлежа к кругу веристов, то есть композиторов, пытавшихся преодолеть условность оперного жанра, Чилеа, с одной стороны, создает реалистичную историю из жизни великосветской тусовки: аристократы, покровительствующие актрисам, «опасные связи» среди великосветских персон – вся эта тематика хорошо известна по многочисленным романам XIX века, не только Эжена Скриба, но и Гюго, Бальзака, Золя.
В то же время главное в сюжете – любовь и сопутствующие ей интриги на почве ревности. Перед премьерой режиссер Евгений Писарев комментировал свои намерения, в частности, заявив, что эта «опера упивается страстями; и с этим перебором страстей, с отравлениями, любовниками, прятками, она становится похожа на латиноамериканский сериал». И намекнул, что хочет «подсушить», придать ей более сдержанный характер.
Удачно, что данная идея осталась на уровне декларации, и на премьере зрители стали свидетелями накала эмоций, страстных переживаний, которые искренне и очень убедительно транслировали Динара Алиева – Адриана Лекуврер и Ксения Дудникова – Принцесса де Буйон. Это был и психологический поединок двух влюбленных и ревнующих друг к другу женщин, и негласное вокальное соперничество, окончившееся победой искусства. Алиева и Дудникова актерски жили на сцене, на эти часы воплотившись в своих героинь, и показали высший класс владения голосом по всему диапазону, неукротимый темперамент. В этом, безусловно, респект режиссеру, угадавшему их типажи и природу. Для Динары Алиевой, к примеру, эта роль стала поводом блеснуть грудным тембром – в этой партии много низких нот, которые далеко не всегда даются сопрано. Однако у нее они звучали насыщенно и красиво, так что певица вполне могла посоперничать с контральто Дудниковой. Есть у Адрианы эпизоды драматической декламации – они были решены в духе патетического стиля Комеди Франсез, и, возможно, режиссер намеревался несколько поиронизировать над излишней аффектацией, свойственной актерам любой эпохи. Но у Динары фрагмент монолога Федры вышел так искренне, с такой внутренней силой, что мы верили в ее отчаяние и желание через аллегорию уязвить соперницу.
Не разочаровали своих поклонников и исполнители мужских партий. Михаил Казаков – хорохорящийся Принц де Буйон – и Михаил Агафонов – аббат де Шазёй, явный любитель интриги, чем-то напоминающий дона Базилио, – из них вышла отличная парочка стареющих ловеласов. Морис Саксонский у Нажмиддина Мавлянова получился больше влюбленным в себя, чем в Адриану. Впрочем, разрываясь между политическими амбициями и чувством, он все же (пусть и поздно) сделал выбор в пользу личного счастья. Как водится в сентиментальных историях, граф опоздал с признаниями и в финале предложил руку и титул Адриане, уже умирающей от запаха пропитанных ядом фиалок, преподнесенных мстительной принцессой. Для Мавлянова это не первый заход на территорию Чилеа – он как раз участвовал в допандемийной премьере в Мариинке, и в его вокале ощущалась полная свобода.
Украсил премьеру солист Мариинского театра баритон Владислав Сулимский: его Мишонне – трогательный, всепрощающий и всепонимающий друг, способный отказаться от мечты ради счастья любимой им Адрианы. Благородству чувств соответствовало благородство вокала – точность интонации, выразительная, продуманная до мелочей фразировка.
Режиссер не стал ничего осовременивать, сделав красивый костюмный спектакль со стильными декорациями. Эстет театральной сценографии Зиновий Марголин вместе с великолепной Викторией Севрюковой создали изысканное обрамление этой романтической мелодраме. Пышные воланы-юбки, корсеты, вышивка на платьях, парики определяли эпоху Людовика XV; также постановщики использовали поворотный круг, неотъемлемый атрибут старых театров. Стилизуя мизансцены, Писарев придумал ввести миманс, изображающий духов театра в ливреях то ли слуг, то ли капельдинеров – молчаливых, но выразительных в своей пластике свидетелей и соучастников всех событий. Они то прислушивались к излияниям героев, то подсматривали за ними из-за угла, а в финале, грустно примостившись в гостиной, ожидали выхода покинувшей сценические подмостки Адрианы.
И вот уже сюжетная линия, посвященная теме искусства, магии театра, прочерчивается сквозь все четыре действия. Получилась такая ностальгическая история в стиле Вуди Аллена о прекрасном невозвратном прошлом – и в этом главный смысл постановки.
Музыка Чилеа подчеркнула романтические чары, а дирижер Артем Абашев оказался главным магом, колдовавшим над оркестром Большого театра, который звучал как никогда поэтично и тонко: отметим прекрасные соло первой скрипки и слегка опечалимся за промахи валторны (но это, пожалуй, та единственная ложечка дегтя, которая может быть адресована спектаклю).
Встреча с «Адрианой Лекуврер» оставила прекрасное послевкусие: любовь к театру, как к колыбели искусства, бережное отношение к музыке, великолепный состав исполнителей – все это можно сравнить с посещением Лувра или Эрмитажа. Ведь не все же бродить по галереям современного искусства с глубокомысленно-непонятными и нарочито антиэстетичными инсталляциями и абстрактными полотнами – иногда стоит вернуться к классике, как к точке отсчета.
