In memoriam
Лев Николаевич Толстой пришел на премьеру водевиля Эжена Лабиша «Соломенная шляпка» в Малом театре. Некто, желая польстить великому писателю, насмешливо спросил: «Как, и Вы, Лев Николаевич, пришли посмотреть это?» Толстой ответил: «Вы знаете, я всегда мечтал написать нечто подобное. Но у меня для этого не хватило таланта»
Как-то невозможно представить себе, что Геннадия Гладкова нет с нами. Его музыка повсюду: в концертных залах, в театрах, по радио, в телевизионных передачах, в торговых центрах, в подземных переходах, в заводных игрушках для детей. И в наших сердцах, ведь на музыке Гладкова выросли десятки поколений слушателей, для многих из которых именно музыка этого выдающегося композитора открывала когда-то путь в музыкальный мир. Первые симфонические и камерные вещи Гладкова, а одновременно и первые песни появились в шестидесятых годах прошлого века, то есть семьдесят лет назад. И почти сразу его мелодии становились популярными, его оперетты и мюзиклы принимались к постановке в самых разных театрах страны, музыка к кинофильмам и мультфильмам очаровывала своей новизной, необычностью и одновременно доходчивостью, сердечностью. А с выходом в 1968 году культовой пластинки «Бременские музыканты», а вслед за ней знаменитого мультфильма, имя Геннадия Гладкова стало известно практически каждому.
Интересно, что «Бременские музыканты», перевернувшие наш музыкальный мир (это признавали и признают даже самые далекие от подобных жанров коллеги Гладкова), оказались чуть ли не единственной работой Гладкова в такой манере. Да, были два продолжения – «По следам бременских музыкантов» и значительно позже «Новые бременские», был немного схожий по стилистике «Голубой щенок», но на этом список завершается. Сразу после триумфального успеха «Бременских музыкантов» Гладков пишет музыку к мультипликационному фильму своего друга Василия Ливанова «Синяя птица» и приводит в недоумение всех поклонников. Это пятидесятиминутная партитура для большого симфонического оркестра с хором, солистами, органом, с фугой в финале, а главное, по своей эстетике не имеющая ничего общего с написанным только что гениальным шлягером. И так всю жизнь. Гладков создает одно произведение за другим, и все они непохожи. В них всегда есть узнаваемая авторская индивидуальность, это безусловно, но решение, стиль, техника всегда иные. Сравните даже самые знаменитые сочинения мастера – музыку к телефильмам «Двенадцать стульев», «Обыкновенное чудо», «Собака на сене», «Новогодние приключения Маши и Вити», кинофильмам «Джентльмены удачи», «Человек с бульвара Капуцинов», мультфильмам «Как Львенок и Черепаха пели песню», «Поезд памяти», «Малыш и Карлсон» – не верится, что такие разные партитуры мог написать один и тот же человек. А для тех, кто знает оперу «Старший сын», балет «Вий» или зонги для спектакля «Люди и страсти», не говоря уже о симфонической музыке мастера, неоспоримо убеждение: Гладков мог и умел все. Он был во всем высокопрофессионален, изобретателен, не похож ни на кого, а часто и на себя самого в предыдущих сочинениях, сложен и прост одновременно.
Вот тут мы и подошли к самой трудной задаче. Как объяснить феноменальное воздействие музыки Геннадия Игоревича одновременно на профессоров консерватории и на самых далеких от искусства простых людей? На слух его музыка всегда кажется понятной, она сразу тебя увлекает, его мелодии если не с первого прослушивания, то со второго навсегда «западают» в память. Но замечательно сказал дирижер Владимир Юровский, подготовивший целый ряд симфонических программ с музыкой мастера: «Музыка Гладкова застрахована от плохих исполнителей. Они ее просто не сыграют». Простота восприятия оказывается фокусом: подобрать на слух песни Гладкова нередко просто невозможно, клавиры даже известных его сочинений требуют внимательного изучения, а оркестровая фактура сложна и виртуозна. Консерваторская выучка и мастерство невероятным образом соединяются у композитора с подлинным вниманием к современности (как много вокруг нас самообмана и просто обмана в разговоре о современности!), с пониманием человеческих переживаний, с острым и сердечным ощущением народной души.
Это идет от личности автора. Я никогда не видел человека более энергичного, чем Геннадий Игоревич, так бесконечно увлеченного своим делом, остроумного, эрудированного, высокопрофессионального. Но я не видел и человека, так пропускавшего через себя и умевшего передать самые разнообразные чувства – любовь, нежность, сердечную тоску, азарт, негодование, страх, самоотверженность. Гладков был бесконечно театрален по природе своего дарования, но он был при этом искренен, он шел в творчестве не от техники, не от абстрактной художественной задачи, не от моды или «правил игры» того или иного музыкального круга, а от самого себя, от своей души, от данного свыше предназначения. Никогда не участвовал в политических играх, не ходил на светские мероприятия, не получал премий, не «светился в тусовках». Работал, постигал тайны искусства, искал новое в искусстве и новое в самом себе, любил жизнь во всех ее проявлениях, был предан своим друзьям и своей семье. Хулиганил, дрался, безмерно выпивал в молодые годы, но ото всех страстей и соблазнов со страхом и вдохновением бегом бросался к роялю, по словам режиссера Марка Захарова, «в таком состоянии, что его было не остановить».
Много лет общаясь с мастером, будучи его учеником и младшим коллегой, в последние годы помогая ему во многих делах, я научился у Гладкова не только технике, драматургическому мышлению или оркестровке. Я научился самому главному: ничего не бояться. Не бояться быть самим собой, не бояться быть «популярным или непопулярным», «модным или немодным», «авангардистом или ретроградом». Бояться нужно только одного – потерять свой дар, не отработать его, предать Настоящее, которое спасало нас и спасает. И музыка Гладкова вошла в это Настоящее и уже никогда из него не уйдет.
