И снова удивили

В минувшем и нынешнем году на озерной сцене показывали грандиозное шоу. Это слово более всего подходит спектаклю Каспера Хольтена, который режиссер создал в союзе с известным британским дизайнером Эс Девлин. Когда-то Сергей Дягилев говорил своим артистам: «Удиви меня!» Кажется, что публика Брегенцского фестиваля обратилась к постановочной команде «Кармен» с теми же самыми словами. И команда удивила.

Эс Девлин строит на озерной сцене инсталляцию, в основе которой лежит идея гадания на картах. Из волн Бодензее вырастают две женские руки с ярко-красным, чуть облезшим маникюром. На левой – татуировка, на правой – шрам. В пальцах левой зажата сигарета (длиной в шесть метров), которая в определенный момент начинает дымить. Руки и кинутые ими карты формируют сценическое пространство – динамичное и вздыбленное, которое предоставляет немалые возможности для постановки эффектных трюков.

Новая постановка на озерной сцене – последовательность эффектных трюков, каждый из которых способен заставить публику раскрыть рот от удивления. В финале первого действия Кармен обращается в бегство, исчезая на считанные мгновения, чтобы появиться на верху одной из «вертикальных» карт, лихо съехать по ее поверхности и уйти от погони вплавь со скоростью, достойной олимпийской чемпионки (певицу подменяет каскадерша).

Кстати, вода в Бодензее холодная… Озеро играет одну из главных ролей в обстановке спектакля: это весьма частый прием у режиссеров, которые работают в Брегенце. Присутствовавшие на «Тоске» не забудут, как труп расстрелянного Каварадосси падал в воды Бодензее, а видевшие «Аиду» – как Амонасро подслушивал диалог между Аидой и Радамесом, сидя по шею в воде. Но трюки в «Кармен» вполне оригинальны. Во втором акте пляшущие женщины заканчивают свой экстатический танец, почти наполовину погрузившись в воду и играя брызгами. В финале того же действия, в сущности, ни в чем не повинного Цунигу убивают, а труп контрабандисты увозят на моторной лодке. На моторной лодке является и Эскамильо в третьем действии, чтобы пригласить Кармен на свое шоу.

И для убийства Кармен найден оригинальный ход: Дон Хозе сталкивает доведшую его до отчаяния любовницу в озеро и долго топит, пока труп не всплывает на поверхность (в платье певицы спрятана кислородная подушка). Много и других эффектных трюков, с водой не связанных: настоящие костры в третьем действии; разноцветный салют в честь корриды, взмывающий в ночное небо; танец двух мужчин, один из которых изображает быка, а другой – тореадора. В целом, Каспер Хольтен ставит на плавающей сцене традиционный спектакль, не пытаясь отыскать в «Кармен» какой-либо иной или дополнительный смысл (драматург Олаф А. Шмитт).

Очень красивы, пленяют изысканными сочетаниями цветов костюмы Ани Ванг Краг, и подлинно великолепна световая партитура Бруно Поэта. На этом приемы, приковывающие глаза зрителей, не кончаются: автор видеопроекции Люк Холлс позаботился о том, чтобы сделать и карты подобием действующих лиц – они то предстают в размытом водой виде, то представляют виды корриды, то с них взирает крупный план поющего в этот момент героя.

«Кармен» прокатывают каждый день, кроме понедельника, и спектакль обеспечивают три Кармен, три Дона Хозе, три Эскамильо и две Микаэлы. В нынешнем году автору пришлось слушать в главной партии французскую певицу Гаэль Аркез (ее имя стоит первым в списке исполнительниц роли Кармен). Аркез природа наделила превосходной и очень подходящей к роли цыганки внешностью; она стройна, хороша собой, соблазнительна, раскованна и владеет искусством двигаться на сцене. Голос ее не принадлежит к исключительным, зато произношение превосходно и акценты верны. Кристина Пасаройу в партии Микаэлы под стать знойной сопернице, ее Микаэла нежна, но сильна и целеустремленна. Голос певицы красив и крепок, вокал естественен и выразителен.

Мужчины порядком уступают дамам. Шведский тенор Даниэль Йоханссон обрисовывает Дона Хозе слабым, колеблющимся, лишенным воли и прибегающим к насилию в случае попадания в неудобную или конфликтную ситуацию. Голос Йоханссона не принадлежит к запоминающимся голосам, партия звучит убедительно благодаря тонкости фразировки и недурной вокальной светотени. Литовский баритон Костас Сморигинас в партии Эскамильо предстает заурядным и вовсе неэффектным.

Аркез, Пасаройу и их кавалеров окружают comprimari, превосходно функционирующие в доверенных им ролях: Корнели Изенбюргер (Фраскита), Юдита Нагьова (Мерседес), Вольфганг Штефан Швайгер (Моралес), Себастьен Сулес (Цунига), Петер Марш (Ремендадо), Эдриан Кларк (Данкайро).

За пультом – молодой и энергичный Жордан де Суза, который, подобно всем своим коллегам, вынужден проводить оперу в галопирующих темпах (речитативы и отдельные фрагменты купированы, чтобы свести продолжительность зрелища на озерной сцене к двум с небольшим часам без перерыва). В Брегенце оркестр располагается в здании Фестшпильхауса, то есть сидит непосредственно под креслами зрителей, внимающих опере под открытым небом, и певцы видят дирижера не вживую, а в монитор. Это обстоятельство, кажется, вовсе не влияет на качество исполнения и слаженность ансамблей. Превосходен неизменно принимающий участие в спектаклях Брегенцского фестиваля Пражский филармонический хор под руководством Лукаша Василека и Бенджамина Лака.

После «Сказок Гофмана», «Гамлета» и «Моисея в Египте» Брегенцский фестиваль представляет и вовсе редкую, редчайшую оперу: «Беатриче Ченчи» Бертольда Голдшмидта. История молодой девушки из знатной римской семьи, приговоренной к смертной казни за убийство жестокого и распутного отца и окончившей свои дни на эшафоте в 1599 году, известна благодаря «Итальянским хроникам» Стендаля и трагедии Перси Биши Шелли. Однако знанием музыки композитора еврейского происхождения, уроженца Гамбурга, принявшего английское гражданство, могут похвастаться единицы. Голдшмидт представил «Беатриче» на англоязычное либретто Мартина Эсслина, основанное на трагедии Шелли, на конкурс «Festival of Britain» в 1951 году и победил. Первая сценическая постановка оперы состоялась в Магдебурге в 1994 году, и нынешний спектакль в брегенцском Фестшпиль­хаусе – второй по счету.

Режиссер-постановщик Йоханнес Эрат в союзе с художницей Катрин Коннан демонстрирует воистину титаническую и тщательную работу и выдает спектакль глубокий, волнующий и блестящий. «Беатриче Ченчи» на сцене современного Фестшпильхауса не идеализирует Рим конца XVI века. Темная атмосфера спектакля говорит о роскоши, коррупции, разврате и жестокости. Коннан помещает все происходящее в круг, который является не только геометрической рамой, но формой, поддающейся разным и разумным интерпретациям. Солнце в стадии затмения, луна, мерцающая в ночном небе, римская тюрьма в форме колодца, куда брошены Беатриче и Лукреция. Круг Коннан напоминает о концепции порочного круга, о подкупности католической церкви. На сцене постоянно присутствуют длинные столы в виде прозрачных контейнеров, полных золотых монет. Выразительная световая партитура Бернда Пуркрабека усиливает атмосферу беспокойства и трагических предчувствий.

В работе Эрата есть что-то от живых картин, прекрасных и гармоничных, которые весьма скоро приобретают сардонический, гротескный характер, посвящают зрителя в секреты ренессансного Рима, делают его свидетелем оргий и эксцессов. Спектакль открывается ослепительным видением коленопреклоненного папы, который молится, обращенный спиной к зрителям. На первом плане стол с немыслимым количеством горящих свечей – тот самый стол, заполненный золотом. Золотом, на которое не скупился Франческо Ченчи, когда надо было прикрыть грехи и преступления.

Поначалу стол – это только роскошное пиршественное место, за которым восседает преступный Ченчи с живо участвующими в празднестве прелатами. Затем он предстает в виде того самого длинного прозрачного контейнера, полного золота, трансформируется в подобие сцены, на которой граф разыгрывает непристойные спектакли, в подиум, на котором похваляются своей красотой почти обнаженные, в совершенстве сложенные юноши. Все двигается, мельтешит, сверкает, кричит – все отрицает здравый смысл. В этой атмосфере живет юная Беат­риче. Ее невинность подтверждает как две капли воды на нее похожая кукла, с которой она никогда не расстается, Беатриче-девочка, на которую надето тяжелое, затрудняющее движения платье. Подобная жизнь не может продолжаться вечно, не может привести ни к чему хорошему. В конце концов, стол превращается в плаху, но мы не увидим отрубленных голов. Лукреция упадет навзничь, невольно выставив напоказ ноги в чулках с подвязками, голова Беатриче бессильно упадет на верхнюю часть молитвенной скамьи, куда совсем недавно опирались ее сложенные для молитвы руки. Дамы из рода Ченчи покажутся двумя куклами, сломанными руками ребенка, который не ведает, что творит.

Эрат проводит тонкие параллели между «Беатриче Ченчи» и «Тоской»: две «римские» оперы, две женщины, восставшие против собственных мучителей. На экран проецируется фото площади Сан-Пьет­ро, и кардинал Камилло слушает музыку колоколов, написанную Пуччини с такими деликатностью и любовью; на экран прое­цируется фото Давида Микеланджело, на которого так похожи прекрасные юноши, участники оргий Ченчи.

Ослепительной красоты костюмы Катарины Таш, которая вдохновляется модой эпохи Ренессанса, – настоящий пир для глаз.

В составе исполнителей лидируют певцы, исполняющие партии отца и дочери Ченчи, Кристоф Поль и Галь Джеймс. Поль остается элегантным, не скрывая тотальной брутальности персонажа. Джеймс убедительным образом соединяет девичью хрупкость, гордость и непоколебимое желание покончить с отцом-насильником. Это два великолепных певца, особенно если принять во внимание трудное, предельно напряженное вокальное письмо Голдшмидта. Поль часто предпочитает гладкую линию пения; в вокале Джеймс соединяются почти истерическая декламация и нечто, похожее на бельканто, в единственном небольшом ариозо.

Эффективен весь состав исполнителей, Джамиля Кайзер – Лукреция, Кристина Бок – Бернардо, Пер Бах Ниссен – кардинал Камилло, Михаэль Лауренц – Орсино, Вольфганг Штефан Швайгер – Марцио, Себастьен Сулес – Олимпио.

Не столь эффективен Венский симфонический оркестр под управлением Йоханнеса Дебуса, звучание которого порой несбалансированно и хаотично.

Первая героиня Брегенцского фестиваля – испанская цыганка, вторая – итальянка из Рима, а третья проживает в Аргентине и зовут ее Мария. В небольшом зале в левой части Фестшпильхауса в этом году играют оригинальное сочинение Астора Пьяццоллы, «танго-опериту» «Мария из Буэнос-Айреса». Единственное в своем роде произведение, «Мария» рассказывает о «городе добрых ветров» Буэнос-Айресе, о Марии, проститутке и святой одновременно, олицетворяющей личность и судьбу латиноамериканской женщины, символе танго и его истории. Потрясающе прекрасна музыка Пьяццоллы, и потрясающе прекрасны стихи его постоянного соавтора Орасио Феррера.

На небольшом пространстве Werkstattbühne за полтора часа, что длится представление, три музыканта – Кристиан Баканик (аккордеон, ударные), Клеменс Биттман (скрипка, мандола), Эдди Луис (контрабас, вокал) и певица Кристиане Бёзигер творят музыкальное и поэтическое чудо, заставляя зрителя-слушателя погрузиться в горячую, пряную и мистическую атмосферу «опериты» Пьяццоллы. Публика устраивает артистам нескончаемую овацию.

«Кармен», «Беатриче» и «Мария» не исчерпывают программу Брегенцского фестиваля, которая манит зрителей россиниевским «Севильским цирюльником» (в нынешнем году мир празднует 150-летие со дня смерти Пезарского Лебедя) и концертными программами. В Брегенц всегда хочется вернуться, тем более что на следующий год музыку поменяют: на озерной сцене состоится премьера «Риголетто», а в здании Фестшпильхауса – «Дон Кихота» Массне.