Посвящение вагнеровским тенорам (продолжение) Внеклассное чтение

Посвящение вагнеровским тенорам (продолжение)

РОБЕРТ ДИН СМИТ

Не люблю Америку, но люблю американских коллег. У них постоянно хорошее, ровное настроение (или, по крайней мере, делают вид). На американских певцов можно положиться: у них развиты чувство ответственности и большая работоспособность. Пока немецкий певец будет ныть и вслушиваться в свои бронхи, американец выйдет и споет спектакль. Таково мнение, царящее в ведущих оперных агентурах.

Однажды летом 2008 года в Байройте ко мне подошел один из этой «стальной» когорты, улыбающийся американский супертенор Роберт Дин Смит, которым я уже несколько лет восхищался на фестивале. Мне нравилось, что «тяжелый» вагнеровский репертуар он пел в манере бельканто (может быть, исторически это и правильно: первыми исполнителями опер композитора были итальянцы). Каждый электроприбор имеет предохранитель, который спасает всю конструкцию от перенапряжения в сети. Так и Смит: он никогда не работал на пределе и, как никто другой, варьировал силу звука. К тому же динамика — одно из важнейших средств выразительности. О Смите шла слава «непотопляемого» тенора, которому не нужна страховка, а, наоборот, он всегда готов «влететь» за заболевшего коллегу в любую из первых партий вагнеровского репертуара.

«Herr Kammersänger». — «Herr Professor». — «Bob». — «Semjon». Формальности были соблюдены, и мы перешли на «ты». «Сердечный привет от моей жены». — «Спасибо!» — «Ее зовут Дженис Харпер, и она шлет тебе свою книгу о вокале». Я вспомнил: несколько лет назад я приехал в Мангейм с мастер-­классом. Все дни в зале находилась симпатичная женщина средних лет и внимательно слушала мои занятия. В последний день она подошла ко мне, представилась как профессор вокала Высшей школы музыки и поблагодарила за полученное удовольствие.

Такое случается редко — мы, музыканты, сфокусированы в первую очередь на себе любимых и не всегда открыты для чужого мнения. Книга-подарок была вручена, тем самым увертюра отзвучала, и мы отправились пить кофе. Это былo долгое кофепитие, плавно перешедшее в обед. За это время я задал тысячу вопросов и выяснил все, что мне хотелось знать о певце.

Оказывается, он учился в Питсбурге не только вокалу, но и игре на саксофоне. Затем он перебрался в нью-йоркский Джульярд и продолжил обучение у знаменитого Даниеля Ферро. Тот вел его как баритона, так что о партии Тристана в Байройте Боб тогда не мечтал. Воздержусь от критики в адрес маститого коллеги — я неоднократно был свидетелем, когда в спорных ситуациях педагогом выбирается более легкий, не требующий стольких усилий путь воспитания баритона, а не трудоемкий процесс выращивания тенора. Жизнь поначалу доказала правоту Ферро: лирический баритон Смит выступал на сценах многих маленьких театров Германии. Но произошла судьбоносная встреча с Дженис Харпер, и ее педагогическое мастерство превратило лирического баритона в тенора, которого в начале девяностых годов принимают в ансамбль Мангеймской оперы. Отсюда Смит стартует на самый верх и подписывает контракты со всеми крупнейшими оперными театрами мира. Их перечень отнимает много полезного места у статьи, но для представления о географии успеха Роберта я его привожу, ограничившись лишь названием городов. Это Мюнхен, Вена, Милан, Рим, Неаполь, Париж, Нью-­Йорк, Берлин, Дрезден, Гамбург, Лондон, Москва, Чикаго, Лос-­Анджелес, Сан-­Франциско, Мадрид, Барселона, Цюрих, Токио.

Флорестан в Ла Скала, 2003

«Сёмен, у меня предложение, — обратился ко мне певец, — моя жена всегда мечтала, что мы запишем с тобой CD, согласишься?» Полагаю, не родился еще аккомпаниатор, который сказал бы в тот момент Дину Смиту нет! Конечно же, я выразил восхищение от перспективы совместной работы. «У Дженис в следующем году круглая дата, и я хотел бы подарить ей нашу запись, но не CD, а видеофильм с концерта. Почти все следующее лето я опять буду в Байройте, и хорошо бы снять фильм здесь. Только, пожалуйста, держи идею в секрете!» Я предложил прозондировать почву в Маркграфском оперном театре. «Это было бы прекрасно, но у меня нет на них выхода», — посетовал Боб. «Зато у меня есть!» — сказал я. Неожиданно певец посмотрел на часы, встал и извинился. «Я должен идти, жена ждет меня на занятия». Оказалось, Дженис ездит с мужем по миру, и каждый день (!) они добрый часик занимаются. «Чудес не бывает», — подумал я.

Быть Солом Юроком, чтобы договориться о концерте с Робертом Смитом, было необязательно, так что через несколько дней мы снова встретились, чтобы выбрать одну из предложенных театром дат и согласовать программу.

Согласовывать, собственно, было нечего: за всю свою интенсивную оперную жизнь у Роберта не нашлось времени, чтобы собрать камерный репертуар больше чем на один вечер, так что я довольствовался «чем Бог пошлет» (точнее, Боб). С другой стороны, все было давно крепко-­накрепко выучено, и, встретившись следующим летом, мы, минуя подготовительный этап, сразу приступили к последней стадии репетиций — к художественной. С киношниками Боб уже тоже договорился, и они, навьюченные всем необходимым, прибыли в Байройт. По их замыслу, генеральная репетиция накануне концерта записывалась в костюмах и со светом. Таким образом, после «основного» концерта в их распоряжении должен был быть весь материал в двой­ном количестве. Я отдаю должное профессионализму Смита: оба вечера он спел превосходно, поэтому материала для монтажа было предостаточно.

Прошли несколько месяцев, и почта доставила мне в Берлин коробочку авторских экземпляров видео. Боб сделал жене прекрасный подарок — его безупречный вокал, «увековеченный» в интерьере одного из самых прекрасных театров Германии, впечатляет.

Иногда так случается, что послесловие к веселой и радостной истории выходит грустным: с Робертом Смитом мы вместе на сцену больше не выходили. Можно понять — где взять востребованному тенору время, чтобы учить новые программы! Но мы остались друзьями, изредка встречаемся, и я знаю, что если станет невтерпеж от окружающих тебя озабоченных постных лиц, то «за углом» (он тоже берлинец) живет Боб, и можно зарядиться от него улыбкой и хорошим настроением — их порой так не хватает!