Там, где нет страха и боли События

Там, где нет страха и боли

Бурятский театр оперы и балета представил в Москве национальный балет о вечной любви и не только о ней

Важный и «красивый» юбилей – сто лет со дня образования Республики Бурятия – отмечен своеобразным смотром достижений национального искусства, прошедшим в столице России Важный и «красивый» юбилей – сто лет со дня образования Республики Бурятия – отмечен своеобразным смотром достижений национального искусства, прошедшем в столице России при поддержке Министерства культуры России, Правительства, Главы и Министерства культуры Бурятии.  Ожидаемо для московских театралов в его рамках состоялось выступление балетной труппы: по праву она считается гордостью одного из наших самых восточных регионов. После того как в 2012 году Бурятский балет возглавил Морихиро Ивата (бывший солист Большого театра, ныне балетмейстер в Нижнем Новгороде), в республике начался настоящий бум танцевального искусства. В 2017 году в МАМТ был с успехом показан спектакль «Красавица Ангара», а в 2020 году в рамках «Золотой Маски» на сцене «Геликон-оперы» бурятская труппа представила некогда популярнейшее творение Мариуса Петипа «Талисман».

В этот раз на суд столичной публики было вынесено произведение, национальное по духу и вместе с тем современное по своему решению. Все это обещало интригу.

Любовь – это не про совместимость по гороскопам, не про первый взгляд, не про онлайн-гадание на картах таро. В постановке Никиты Дмитриевского «Баргуджин Тукум» – это вечное прекрасное чувство, кармическое, предначертанное, вписанное в матрицу души. Экзотический балет о любви и традициях основан на бурятской мифологии, почти неизвестной московскому зрителю.

Перед взыскательной столичной публикой развернулась типичная, с росчерком шекспировского пера история. Он и она – Тумэн и Асуйхан – две души, представители двух «родов» – буддизма и шаманизма. На границе двух миров, на краю света и тьмы находится Баргуджин Тукум («бурятская Атлантида»). Сюда же телепортируется и зритель.

История Тумэна и Асуйхан начинается с азартной схватки – па-де-де. Это изящный сценический бой «на равных», разбавленный акробатическими па и завораживающими движениями современного танца. И победит в этой любовной битве Ее красота.

Именно солисты Оюна Кынзыбеева и Экер Хунакаа стали этуалями этого вечера. Кынзыбеева – воплощение хрупкой женственности, чувственной нежности; мягко податливая в танце и изящная в каждом движении. Суровая мужественность, гордая стать, а иногда грубоватая прямолинейность хорошо сочетались в образе, который создал Хунакаа. Стрела любви пронзила ему сердце, и со всей необузданностью мужских порывов он решает похитить свою обожаемую.

Либретто Геннадия Башкуева представляется немного туманным. Остается непроясненным, например, какие чувства испытывала Асуйхан к своему похитителю до любовной кражи. Быть может, томно вздыхающий зритель романтизирует стокгольмский синдром?.. Но очевидно, что спектакль держится не на сюжете, а на завораживающих дуэтных номерах Кынзыбеевой и Хунакаа, исполняемых с внутренней свободой, с идеальным ощущением друг друга в пространстве. Точность и синхронность их действий, искренность взглядов и чувств магнитили взгляды публики.

Траектория отношений главных героев разворачивается лапидарно и рельефно в пестрящем массовыми сценами балете. И эта массовость тоже могла стать завораживающей, если бы Дмитриевский не терял иногда чувство формы и разбавлял надоедливые, многократно повторяющиеся танцевальные паттерны. Трудно сказать, предусматривал ли подобное замысел балета, но турнир бойцов школы «годоhон» смотрелся как танец узколобых солдафонов, обделенных природной пластикой; пребывание мужского ансамбля на сцене сводилось к игре в чехарду.

 

В целом хореография Дмитриевского – абстрактная, неожиданная, гремучая смесь из акробатических движений, модерна и неоклассики. Последняя была представлена в виде пуантов (в сцене приношения даров) и некоторых штампованных фигур (арабеск, антраша, фуэте). Зрелищности придавало обилие танцевальной полифонии: симультанные массовые сцены, «канонические» вступления танцовщиц в обряде заплетания косы. Порой угадывалась рука мастера – Иржи Килиана. Па-де-де Асуйхан и Тумэна, предчувствие их любви, прямо цитирует финальный дуэт из балета Petite mort; чувственная пластика в соблазнительном танце птиц-убийц (му-шубуун) также отсылает к килиановским прообразам. Неудивительно – Дмитриевский работал танцором в труппе чешского хореографа.

Сопровождение Анастасии Дружининой записано силами нескольких бурятских музыкантов и народного коллектива «Сахюур». Фольклорные источники аранжированы для электроакустики и народных инструментов, в массовых сценах преобладают обработки в роковой стилистике. Последние звучат несколько старомодно, но не отталкивают, а скорее добавляют своеобразный шарм. Отражая национальный колорит и придавая действию драйв, музыкальный ряд справляется со своими основными функциями, а большего от него в данном случае, по-видимому, и не требуется.

Фресковый размах зрелищу придает выстроенная партитура света. За нее вновь отвечал Никита Дмитриевский. Хореографу виднее, как нужно подсветить тот или иной момент. Плотные потоки света, падающие на отдельные части тел, выхватывали из темноты синхронно двигающиеся руки и ноги. Возникающие абстракции производили гипнотический эффект.

Игра света зависела и от декораций, которые тоже сотворил Дмитриевский. Жирные световые мазки перемежались с доминирующим черным цветом на сцене, отчего у освещения появлялся грязный оттенок. Грубой брутальности первому, шаманскому, действию придавала сценография – голый каркас юрты, развешенные повсюду сухоцветы. Вступительный шаманский ритуальный танец погружает зрителя в атмосферу сакрального обряда. Судьбы душ уже предопределены, они согбенно передвигаются по определенной им траектории: безвольно висящие руки, опущенные головы, безостановочные невротические паттерны. Не ведая пути, они взбираются на помост, падают, их ловят и будто вновь возвращают в этот страшный безостановочный круговорот рождения и смерти.

Путешествуя, главные герои познают миры друг друга, а мы – заглядываем в их миры. Пространство озарено струящимся мягким светом, декорации украшены резным орнаментом, а над сценой высится солнце-колесо. Это священное место, где нет страха и боли, – буддистский храм-субурган.

Под звуки мантры хомуса начинается женский дуэт-поединок – бой с тенью. Чтобы достичь нирваны, влюбленным нужно одержать победу над своей темной стороной. В эту борьбу вступает Асуйхан (женское начало с древних времен ассоциируется с грехом). В конце истории Асуйхан и Тумэна ждет перерождение: они станут людьми и встретятся в новом мире. Конкретные обстоятельства здесь уже не важны. Возможность прожить жизни – высшая награда для души.

Бурятский театр развернул перед зрителем прекрасную сказку, свободную фантазию на архетипические сюжеты. Ее мудрая мораль звучит вполне современно: любить – значит победить ради кого-то свою тьму.