Релизы
Брэд Мелдау — американский джазовый пианист высшего класса, автор множества знаковых композиций. Он познакомился с великим британским певцом Иэном Бостриджем в баварском замке Эльмау и решил создать вокальный цикл, который бы они вместе исполнили. Название говорит само за себя: «Безумство желания»; внутренние посылы не только легко читаются из музыки, но и препарируются в длинном сопроводительном тексте композитора. В длительном турне цикл исполнили много-много раз.
Для одиннадцати песен Мелдау выбрал стихи разных эпох на английском и немецком языках — Уильяма Блейка, Уильяма Батлера Йейтса, Уильяма Шекспира, Бертольда Брехта, Иоганна Вольфганга Гёте, Уистена Хью Одена, Эдварда Эстлина Каммингса. «Поначалу мне хотелось в порядке стихотворений, — пишет Мелдау, — выразить спиритуальное восхождение от чистой похоти сплошным движением к любви вне похоти. Такое движение вверх, однако, втиснуло бы в музыку моральное послание, согласно которому плотское желание само по себе низменно и постыдно, а любовь, освобожденная от желания, есть высшее свершение. Но это было бы слишком просто. Музыке следует ставить как можно больше вопросов, а не отвечать на них с предписывающей определенностью».
Многие тексты не стесняются внятных плотских деталей; текст стихотворения Брехта «О соблазнении ангелов» Фонд Брехта не разрешил переводить на английский; сонет Йейтса о Леде и лебеде изобилует прямыми эротическими наводками. Мелдау умело соединяет джазовые идиомы с инструментарием академической немецкой Lied; Бостридж идет за музыкальной вязью и отказывается от строгого школьного пения — его голос как будто бы вне вокала, взят «из другой оперы».
Первая песня — на текст из «Песен невинности» Блейка («О роза, ты гибнешь! / Червь, миру незрим, / В рокотании бури, / Под покровом ночным, / Высмотрел ложе / Алого сна твоего / И потайной и мрачной любовью / Губит твое естество»). Голос Бостриджа звучит чуть не басом, интонационно резко выделены два слова — joy и love; после финального слова destroy следует мрачная атака Мелдау на наше настороженное восприятие: разрушение делает свое черное дело. А последняя песня звучит, склоняя на свой лад «Колыбельную» Одена с ее заключающими (почти мещанскими) утешениями: «Пусть видит полдень, полный духоты, / Что ты — источник силы животворной, / А полночь, полная обиды черной, — / Как взорами людей любима ты». Тут голосок Бостриджа становится пискливо теноровым, дедусиным, слезливым, он как будто баюкает не возлюбленную, а любимого внука. Любовь в этом цикле предстает действительно в самых разных видах, от зверского до нищенского.
Мощная игра Мелдау укрупняет вокальные образы до символических величин; искренность высказывания у обоих исполнителей оказывается похожей на взаимную исповедь. К циклу добавлены джазовые хиты Коула Портера и компании, а отдельной данью любви к немецкой Lied стала песня Шуберта «Ночь и грезы», в которой былого Бостриджа не узнать, — он как будто шепчет нам на ухо свои новые, вновь приобретенные тайны.
