События
В этом году музыкальная общественность отмечает 180-летие со дня рождения Римского-Корсакова – и пусть не на широком федеральном уровне, как недавний юбилей Рахманинова, но исполнением значимых сочинений великого сказочника в разных регионах страны. Один из первых, кто начал этот славный марафон, – Пермский театр оперы и балета, который взялся за последнее оперное творение Римского-Корсакова, «Золотой петушок». Но, вопреки ожиданиям, пушкинская «небылица в лицах» прозвучала в концертной статичной версии и даже без какого-либо излюбленного сегодня режиссерами видеоряда. Трудно предположить, с чем связано такое рискованное решение – отказаться от сценического воплощения, чтобы показать роскошный шатер Шемаханской царицы или как неуклюже танцует царь Додон (возможно, по той же причине, по которой опера при жизни Римского-Корсакова была запрещена?). Впрочем, концертная версия позволила сконцентрироваться на вокальных партиях, оркестре и хоре, не отвлекаясь на костюмы и машинерию. Что, безусловно, дало простор для интерпретации и мысленной визуализации стихотворной сказки Пушкина.
Главной звездой вечера стала сопрано Надежда Павлова, она же Шемаханская царица. Или лучше сказать – пермская. При появлении артистки во втором акте публика разразилась овациями, которые красноречиво говорили о том, как любят и ценят солистку театра, музу Теодора Курентзиса. В «Петушке» же Павлова воплощала собой грациозность, обольстительность, сарказм, присущий пушкинской героине, манила и притягивала к себе как настоящая повелительница, особенно в рассказе-ариозо «Между небом и морем висит островок». Партия Шемаханской царицы написана для лирико-колоратурного сопрано и, как известно, считается экстремальным аттракционом для вокалисток: здесь и ориентальные хроматические движения, требующие безупречного интонирования, и гибкая ритмика, и тесситурные скачки. Надежда Павлова в очередной раз доказала свой статус блистательной оперной певицы, подтвердила, что находится в отличной вокальной форме, без труда укалывая «ре» и «ми» третьей октавы.
Валерий Гордеев, примеривший образ царя Додона, выстроил свою партию целиком в буфонно-сатирическом, нарочито карикатурном ключе. От его признания Шемаханской царице на мотив «Чижика-пыжика» в зале раздавался громкий смех – настолько нелепо, по-солдафонски прозвучала фраза «Буду век тебя любить». Словно соглашаясь с Римским-Корсаковым, Гордеев осрамил царя Додона окончательно, наделяя каждую его реплику маршеобразными, бесстрастными интонациями. Под стать ему были Анатолий Шлиман и Алексей Герасимов (сыновья Додона), которые лишили свои партии какой-либо индивидуальности и запоминаемости; Александр Егоров (Полкан) и Лариса Келль (Амелфа), наоборот, снижали градус глупости и откровенного веселья, мастерски созданный исполнителями Додона, Гвидона и Афрона. Антон Бочкарев нарисовал портрет не степенного и мудрого Звездочета, а, скорее, экзальтированного чародея – часто выкрикивал верхние ноты, жестикулировал. А Ирина Байкова, облачившаяся в золотое одеяние, выполнила свою задачу на сто процентов – ее Золотой петушок с коронной фразой «Ки-ри-ку-ку!» отчетливо нагнетал, усиливал страх.
Еще одной звездой концертного исполнения «Золотого петушка» стал Федор Леднёв, который успешно продолжает свой дирижерский путь в Пермском театре (в конце сезона он представит здесь же «Похождения повесы» Стравинского). Маэстро расставил идеально точные акценты в этой модернистской, «пряной» партитуре, не упуская без внимания ни одно проведение лейтмотивов в оркестре, заставляя буквально видеть перед собой пленительный Восток, все эти пляски и торжественные шествия. «Ослепительная мозаика драгоценных звукосочетаний», как метко охарактеризовал музыку «Золотого петушка» Борис Асафьев, тембрально переливалась изысканными оркестровыми красками, показывая Римского-Корсакова подлинным импрессионистом. Хор воспринимался не то как рассказчик, не то как репортер с места событий, органично подстраивался под оркестр и солистов, намекая на то, что сказка ложь, да в ней намек – добрым молодцам урок.
