Вердиевские традиции Мариинского театра огромны. Достаточно вспомнить известный факт, что главная петербургская сцена – единственная в нашей стране, для которой великий маэстро специально создал оперу – знаменитую «Силу судьбы». Сегодня в репертуаре театра тринадцать (!) опер Верди («Аида» представлена аж в двух режиссерских интерпретациях), а также сценическая версия Реквиема. Театр с завидной регулярностью пополняет и обновляет свою вердиану, каждый сезон появляется какая-нибудь новинка: в позапрошлом и прошлом это были премьеры редких для России «Симона Бокканегры» и «Сицилийской вечерни», а в нынешнем, на XXVI фестивале «Звезды белых ночей» публике представили новую версию «Фальстафа» (предыдущая ставилась в сезоне 2005/06 и гостила в Москве на «Золотой Маске»).
Вердиевская афиша этого года на важнейшем российском музыкально-театральном фестивале поистине впечатляет. Но не только сами названия весьма привлекательны для публики. Театр старается выставить свои лучшие силы, а также ангажировать интересных исполнителей со стороны. Автору этих строк удалось посмотреть на фестивале три вердиевские работы – все спектакли далеко не новые, но, бесспорно, интересные и заслуживают внимания.
«Макбет» британца Дэвида Маквикара (постановка 2001 года; сценограф – Таня Маккаллин, свет – Дэвид Каннингхем) подчеркнуто мрачен и историчен. Темная кладка стен и величественные арки, зияющие разорванными дырами на теле спектакля, гроздьями свисающие трупы и закованное в латы, снабженное пиками и алебардами шотландское воинство – все здесь говорит о «темных веках». Хотя Средневековье, конечно, условное и не такое уж древнее (как того хотел Шекспир, указав на XI век). Судя по костюмам – скорее времена самого драматурга и его патронессы «доброй королевы Бесс». В частности, костюм и прическа Леди Макбет, в которую уложены ее огненно-рыжие пряди, стопроцентно вызывают в памяти канонический образ Елизаветы Тюдор.
Состав фестивального «Макбета» подчеркнуто звездный: партию кровавой шотландской королевы впервые на родной сцене исполнила Анна Нетребко. Свою Леди Макбет Нетребко поет уже достаточно давно по миру, но в Мариинке дебютировала с ней, хотя ранее исполняла арии из этой оперы, в частности, на открытии новой сцены театра в 2013 году. В партии Макдуфа вышел ее супруг и постоянный сценический партнер последних лет – Юсиф Эйвазов. А низкие мужские голоса – двое из когорты ведущих мариинских солистов с убедительной международной карьерой: Владислав Сулимский – Макбет и Михаил Петренко – Банко.
Мрачный колорит оперы удался не только постановщикам спектакля, но и музыкальному руководителю и дирижеру фестивального показа Валерию Гергиеву: щемящие интонации струнных, зловещие акценты ударных, стоны духовых – все было сплетено в единую картину, в которой господствовал неумолимый фатум. При этом маэстро сумел подчеркнуть и белькантовые истоки «Макбета», его живую связь с ранним Верди и операми его предшественников, подчеркивая широкое дыхание вокальных фраз и мелодических линий в оркестре.
Анна Нетребко в многочисленных интервью утверждает, что партия Леди Макбет идеально подходит сегодняшнему состоянию ее голоса – она поет ее много и охотно. Согласиться с такой оценкой по прослушивании весьма затруднительно: конечно, тембр с годами загустел и сам голос потяжелел, и, тем не менее, ощущения гармонии и комфорта нет. Нетребко «ширит» и «тяжелит» свой инструмент, придает ему искусственной «басовитости», с силой выталкивает звуки, особенно в нижнем регистре, нередко пережимает в стремлении показаться подлинно драматическим сопрано. При этом ей по-прежнему подвластен верхний регистр, который звучит ярко и убедительно, а колоратуры стали даже точнее и изящней (по сравнению, например, с концертом-
инаугурацией Мариинки-2). В целом же голос звучал не слишком свежо, казался изрядно перетруженным, уставшим. Это, тем не менее, не помешало состояться театральному образу – харизма большой артистки чувствовалась в этой Леди абсолютно: органичное проживание образа, естественность пребывания на сцене, точно рассчитанные жесты, взгляды, позы – все работало на общее впечатление весьма незаурядного театрального события.
Партнеры-кавалеры международной звезды не только не подкачали, но, пожалуй, с точки зрения чистого вокала в чем-то даже ее превосходили. Безусловное лидерство у Сулимского – его Макбет захватывает с первой ноты, поражает красотой и благородством подлинно вердиевской кантилены и одновременно гибким интонационным разнообразием, позволяющим передать тончайшие оттенки сложного психологического состояния героя. Столь же позитивные впечатления и от Петренко – Банко, которому басовые вердиевские партии – в самую пору. Партия Макдуфа невелика, основное внимание – на хитовую арию IV акта: ее Эйвазов спел ярко, даже захватывающе, безупречно по технике, интересно по экспрессии, сумев обратить природные недостатки своего тембра в достоинства мужественного, отважного образа.
«Бал-маскарад» Андрея Кончаловского, ровесник «Макбета» – спектакль совсем иного плана: праздничный, яркий, напоенный атмосферой романтизма. «Корабельная» доминанта (в постановке фрегат XVIII века является визуальным центром сценографии – художник Эцио Фриджерио) и роскошные исторические костюмы Франки Скарчапино настраивают публику на нужный лад: она словно ощущает легкий морской бриз и жаждет возвышенных страстей. Это настроение роднит «Бал-маскарад» с прекрасным спектаклем Большого театра 1979 года, который царил на главных московских подмостках четверть века, и где художественное решение Николая Бенуа задавало тон всему происходящему на сцене.
Такая рама властно требует выдающегося вокала – с тем, чтобы слышимое находилось в гармоничном соответствии с видимым. В целом эта задача была решена: по крайней мере, четыре из пятерки важнейших голосов этой оперы оставили своим исполнением весьма яркое впечатление. На бесспорно первое место стоит поставить еще одного (после Сулимского – Макбета) золотого мариинского баритона Алексея Маркова: его исполинский и красивейший по тембру голос великолепно обрисовал образ благородного и не знающего компромиссов Ренато, звуча идеально ровно и тембрально наполненно. Яркой харизмой, умением сочетать захватывающий драматизм и утонченную лирику запомнился Ричард московского тенора Нажмиддина Мавлянова, в последние годы регулярно поющего в Мариинке. Откровенно (и где-то даже неожиданно) порадовала Мария Гулегина (Амелия): партия, с которой три десятка лет назад началась ее блистательная международная карьера (Ла Скала, 1987), сделана прочно и по вокалу, и по образу, и сегодня звучит впечатляюще. Звонкое, изящное сопрано Ольги Пудовой идеально для партии Оскара: звучание словно искрится задором, легким лукавством, живостью. Дирижер Михаил Синькевич в целом предложил убедительную интерпретацию шедевра зрелого Верди, даже несмотря на мелкие нестыковки и помарки в игре оркестра.
«Трубадур» Пьера Луиджи Пицци (выступившего в трех ипостасях – режиссера, сценографа и художника по костюмам) – спектакль уже другой эпохи, другого эстетического кредо (2013). Самое верное определение для него – стильность: в гармоничном сочетании цветов, в тонкости световой партитуры (Винченцо Рапони), в почти философском сопоставлении метафоры и бытовой конкретики, общего и деталей. Мощные каменные кладки крепостей, неземное свечение металлических деревьев, огненные всполохи костров, пустое по большей части пространство сцены – все играет на создание атмосферы душераздирающей романтической трагедии.
Вокальным центром спектакля стала Екатерина Семенчук: сочное и плотное, но в то же время прозрачное, ясное, поистине волнующее меццо создало многокрасочный, противоречивый, очень глубокий характер цыганки Азучены. Ее кондиции для этой партии безупречны: сегодня артистке подвластно все, самые невероятные музыкально-артистические вершины – фестивальный «Трубадур» стал ее заслуженным бенефисом. Но и ансамбль подобрался на славу: третий из плеяды современных баритоновых первачей Мариинки Роман Бурденко (Ди Луна) пленяет силой и свободой звучания, победную мощь вокала демонстрирует героический тенор Ованес Айвазян (Манрико), тембральное богатство и благородство фразировки дарит Станислав Трофимов (Феррандо). Лишь Ирина Чурилова (Леонора) не всегда способна совладать со своим красивым и могучим голосом, допуская интонационные неточности. В руках маэстро Гергиева лоскутный «Трубадур» приобретает силу убедительной драматической фрески, в которой отпадает необходимость задавать вопросы о логичности и оправданности сюжетных коллизий.
