События
C одной стороны, новая постановка «Тоски» ни на йоту не отступила от координат пуччиниевской партитуры – ее брутального мелодраматизма (осмысленного в спектакле в тарантиновском духе), политического фона (действие в опере разворачивается после знаменитой победы Наполеона в битве при Маренго), темы разрушительной власти Скарпиа, маниакально зациклившегося на насилии и обладании Тоской, ее вокальных шедевров – Recondita armonia и E lucevan le stelle Каварадосси и Vissi d’arte Тоски. С другой – оригинальность новой «Тоски» проявилась в тех неожиданных постановочных решениях режиссера Федора Федотова, драматурга Дмитрия Ренанского и художника Ларисы Ломакиной, которые вывели действие оперы из ее привычной оправы единства времени (сутки 17-18 июня 1800 года), заложенного в партитуре.
В спектакле день действия «Тоски» растянулся на века. Причем в ретроградном движении – от будущего к прошлому, к точке отсчета самой истории, о которой повествует опера (1800 год), воплотив, по сути, ницшеанскую идею «вечного возвращения» – цикличности времени, где события повторяются, а календарные сутки оказываются своего рода порталом, внутри которого – и в прошлом, и в настоящем, и в будущем – неотвратимо происходит одно и то же: войны, насилие, вожделение, трагедии любви и т.п.
Новый философский дискурс задал необычный смысловой масштаб спектаклю, действие которого развернулось в 2049, 1937 и 1800 годах, в разном сценическом антураже, разделившем, по сути, оперу на серию одноактных спектаклей, объединенных сюжетом. Дополнительным «бонусом» зрелищности стал и кинематографический постановочный прием – трансляция происходящего на сцене на экран, своего рода, визуальный контрапункт действия. В спектакле работал оператор, снимавший все на камеру, как в реалити-шоу, а по ходу действия экранные кадры превратились в полноценную психологическую кинодраму (в подобной стилистике уже был сделан спектакль в Пермской опере – моцартовский «Дон Жуан» в постановке Марата Гацалова).
Между тем создать элегантное зрелище, не перегруженное пестрыми деталями меняющихся эпох и сценических ситуаций, удалось точным отбором лаконичного и общего для всего спектакля сценографического образа – конструкции из монументальных стен, выложенных кирпичными глыбами и уходящих в глубину сцены, и воздушного проема (портала), живописно меняющего свой цвет и открывающего в финале вид на Вечный город, на купол собора Святого Павла.
Этот мотив, вдохновленный мрачной архитектурой римского замка Святого Ангела, бывшего когда-то и императорской гробницей, и тюрьмой, обыгрывался в первом действии как зал музея современного искусства. Действие происходило в 2049 году, в футуристическом антураже, весьма незатейливо устроенном – с персонажами в белых комбинезонах, пищевыми пакетами из серебряной фольги, компьютерной визуализацией девушки топлес, к которой Каварадосси обращал свою знаменитую арию Recondita armonia («Непостижимая гармония»). Действие вскипало при появлении Тоски – в алом комбинезоне с жабо и с маком в волосах: в образе, четко ассоциирующимся с Кармен – c ее резкой, своевольной натурой, любовь к которой априори к хеппи-энду не приведет.
Надо заметить, что постановщики спектакля, сфокусировавшись на психологических деталях и характерах персонажей, аккуратно избежали политических аллюзий, связанных с событиями войны, на фоне которых разворачивается сюжет «Тоски». Единственной актуальной рефлексией и приветом из будущего оказались в первом действии толпы китайских туристов, организованно рассматривавших в очках виртуальной реальности художественные объекты музея. Те же китайские туристы исполнили и католический Te Deum, под звуки которого на сцене развернулся современный танец, заменивший заложенное в либретто шествие кардинала и сопровождающих его монахов.
Вторая сценическая дата перенесла действие оперы в 1937 год, в муссолиниевскую Италию, в обшитый деревом кабинет начальника полиции Скарпиа. Шеф полиции обдумывал две цели, причем, по его словам, голова мятежника Анджелотти не была «самой ценной из них». Главной была Тоска. И именно в этом действии в спектакле произошло полное сцепление всех форматов: сценического, где Скарпиа нагнетал свой криминальный «набор» из лжи, шантажа, насилия, издевательств, доведя Тоску до жестокого убийства, и экранного, где крупными планами разворачивалась своего рода дополнительная реальность «в лицах» – Скарпиа, ведущего свою циничную игру, Каварадосси, окровавленного от пыток, Тоски, исполняющей кантату в палаццо Фарнезе. Действие развивалось на разных уровнях, удваивая, утраивая эмоциональное воздействие происходящих событий.
В третьем акте время вошло «на круги своя» – в 1800 год. Сценическое действие развернулось, согласно партитуре, в тюрьме замка Святого Ангела – в аутентичном антураже с солдатами в историческом обмундировании. Режиссерские решения намеренно следовали канону сценического традиционализма: мелодраматическое объяснение Тоски и Каварадосси, расстрел Каварадосси у кирпичной тюремной стены и его падающее тело в окровавленной рубашке, исчезающая в пустой бездне проема фигура Тоски с распахнутыми к небу руками. В финале – ослепительный свет софита: восходящего злого солнца нового дня, в котором в любом времени и в любом месте все может повториться.
Между тем главным достоинством спектакля было то, что действие, с какими бы логичными или спорными деталями оно ни выстраивалось на сцене, было абсолютно слито с музыкой. В целом о музыкальной работе в этом спектакле можно говорить в превосходной степени: с первого же аккорда Скарпиа, открывавшего оперу и взрывавшего действие, как «бомба», оркестр под руководством Тимура Зангиева звучал с такой театральной яркостью, суггестией, предельной концентрацией каждого звука, детали, фразы, с таким темпераментом и лавинами крещендо, колоколов, тутти, что, казалось, звучит не опера, а захватывающий голливудский музыкальный блокбастер. Причем оркестр при всей его мощной фактуре не захлестывал голоса солистов, вел их, наполняя тем особым, веристским темпераментом, заставлявшим каждую ноту проживать на пределе эмоций и психической энергии. Все ключевые арии и сцены звучали в спектакле на высоком уровне – и Vissi d’arte Тоски в исполнении Анжелики Минасовой и Зарины Абаевой, и Recondita armonia и E lucevan le stelle Каварадосси в исполнении Бориса Рудака и Дмитрия Шабети. Роль Скарпиа оказалась центральной в спектакле: именно Скарпиа задумал интригу и вел действие, а благодаря крупным планам экрана исполнение Александра Краснова, его ухмылки, ярость, азарт, интеллект, его мастерская психологическая нюансировка характера магнетизировали зал. И надо заметить, что практически все артисты, занятые в спектакле, были убедительны и естественны на экране, что случается не всегда даже с драматическими актерами.
Известно, что Пуччини любил повторять: у театра есть три основных цели – заинтересовать, поразить и растрогать. Пермская «Тоска» достигла не только этих целей, но и большего – превосходного музыкального прочтения. И это точно обеспечит ей долгие и более счастливые, чем у пуччиниевской героини, дни на сцене театра
