Кульминация в начале

Василий Петренко, главный приглашенный дирижер Госоркестра, вернулся в Москву в отличной творческой форме, что накануне его очередного визита подтвердило выступление на ежегодном фестивале Proms в лондонском Альберт-холле. Вместе с ливерпульцами он представил по-настоящему «гурманскую» программу, в которой каждое из блюд было приготовлено и сервировано в соответствии с высшими мишленовскими стандартами: интригующую мировую премьеру пьесы молодого английского автора Йена Бэлла –  «Аврора» для сопрано с оркестром (сочинения, напоминающего о традиции концертов для голоса с оркестром –  в частности, Глиэра) обрамляли знойная концертная увертюра Элгара «На юге (Алассио)», чувственные «Четыре прощальные песни» Рихарда Штрауса (солировала шведка Миа Перссон, в очередной раз подтвердившая статус одной из ведущих исполнительниц вокальной музыки Штрауса) и образец музыкальной поэтики Бартока –  его Концерт для оркестра. Даже непредвиденная замена солистки не смешала карты (Бэлл писал трехчастный вокализ по заказу Proms специально для Дианы Дамрау, но дива сослалась на проблемы со здоровьем и разом отменила все выступления на несколько месяцев вперед). Напротив, взыскательная английская публика открыла для себя новое имя: румынка Адела Захария, победительница прошлогоднего конкурса Operalia, обладательница чистейшего колоратурного сопрано, сумела за шесть дней выучить непростую партию и представить ее на должном уровне. Остается завидовать британской столице, одобрительно приветствующей широкий диапазон музыкальных интересов Василия Петренко и высокую личную вовлеченность в сотворчество его подопечных из Ливерпульского филармонического оркестра. На этом фоне деятельность Петренко в Москве выглядит несколько скромнее…

Дирижер приезжал в Клин не так давно, в июне. Тогда промозглый фестивальный open air с Госоркестром на сцене запомнился исполнением русской музыки. В этот раз метеорологические условия были не в счет, все проходило в стенах музейного комплекса, куда слетелись юные учащиеся Мерзляковки. С собой они увезли заветные корочки и напутствие уже состоявшегося мастера –  Петренко был лаконичен, но говорил горячо, от сердца. Он тоже вернулся из Клина с подарками –  томом из Полного собрания сочинений П. И. Чайковского (с кантатой «К радости»), факсимиле его же Шестой симфонии и альбомом о музее.

Клинские программы концертов Петренко решил элегантно, со вкусом и при этом исходя из своеобразия нынешнего репертуара Госоркестра. Ни для кого не секрет, что подопечные Владимира Юровского –  признанные специалисты по таким «титанам» симфонической музыки, как Шостакович или Прокофьев. Но при этом худрук по какой-то непонятной причине, явно не связанной с его личными музыкальными предпочтениями, не ставит в приоритет исполнение сочинений Баха, Гайдна, Шуберта, Мендельсона, Моцарта. От острого взгляда Петренко, дирижера-универсала и шефа трех европейских оркестров, такая деталь не ускользнула. Кроме того, предприимчивый маэстро решил выгодно использовать специфику зала ( его камерность)  и обратиться к музыке романтиков для небольшого состава оркестра – тому репертуару, который долгое время вызревал для подходящего повода. Вероятно, кто-то упрекнул бы Петренко в выборе сочинений одного порядка, с акцентом на торжественность, и, как следствие, в некоем единообразии, но, принимая во внимание вышесказанное, можно с уверенностью утверждать, что проведенный Петренко сеанс в Доме-музее Чайковского благотворно подействовал на светлановцев, став для них своего рода эффективной гомеопатией. Пошла она на пользу и первокурсникам Мерзляковки –  многие из них, к примеру, узнали, что Серенада для струнного оркестра Чайковского состоит из четырех частей, и после первой (Pezzo in forma di Sonatina) –  с узнаваемым хоралом в начале  –  не нужно аплодировать.

Сыгранная дважды (на дневном и на вечернем концертах) Серенада, с одной стороны, напоминала о преклонении автора перед Моцартом, его ранними зальцбургскими творениями –  многочастными, богатыми мелодиями; с другой, подтверждала безукоризненность композиторской мысли и ее воплощения. Петренко, отличному интерпретатору музыки Чайковского, очень близка вдохновенная спонтанность этой пьесы, изящно обыгранная в ироничном финале с бесшабашной плясовой на русскую тему. Но также ему не чужда чрезвычайно лирическая третья часть –  Элегия, эмоциональная «сердцевина» Серенады. Еще не вполне разогретый после каникул Госоркестр гибко следовал за дирижером, и во втором, вечернем концерте ему хватило и задумчивой мечтательности, и изобретательной непредсказуемости.

Четвертая симфония Мендельсона, впрочем, тоже способна удивить. Партитуру окружает ореол таинственности. Когда и при каких обстоятельствах симфония получила название «Итальянская»? Этот вопрос до сих пор остается открытым, так как от пребывания Мендельсона на Апеннинском полуострове (1830–1831) не сохранилось ни одной рукописи оркестрового произведения в тональности ля мажор. Все известные на сегодняшний день эскизы датируются серединой января 1833 года, а это никак не совпадает с путешествием Мендельсона по Италии. Нет подтверждений и в его переписке с друзьями и членами его семьи. Возрождение интереса к симфонии связано с ее исполнением в Лондоне в 1848 году, но и тогда рецензенты не обнаружили в ней южного колорита, несмотря на итальянский танец saltarello в заключительной части.

Об этом говорили на пресс-конференции, предшествовавшей клинским концертам. Василий Петренко придерживается той точки зрения, что так или иначе дух Италии в этом сочинении, несомненно, присутствует, и фактологии легко возражает сам характер и настроение музыкального материала. Первая часть –  импульсивная, восторженная. Andante con moto –  монотонная религиозная процессия, обособленный итальянский католицизм (изначальная мелодия напоминает грегорианский хорал). В наследии Гёте, его любовной поэме «Парк Лили», одновременно юмористической и чувственной (подлинно итальянское сочетание), Мендельсон, возможно, нашел источник вдохновения для третьей части –  менуэта с ностальгическим оттенком. Зажигательный saltarello –  чем не идеальный, неиссякаемо энергичный финал? Василий Петренко считает, что русским коллективам не так просто справиться с такой музыкой, для ее исполнения нужна легкость, непринужденность. Однако Госоркестру удалось передать солнечную, смеющуюся свежесть этой партитуры, деликатные контрастные краски пейзажа мягкого итальянского севера, головокружительный авантюрный дух карнавала. Романтическая пылкость восторжествовала над формальной классической уравновешенностью и зрелостью.

Помимо этих двух сочинений в клинской серии прозвучали первая часть Второго фортепианного концерта Шопена (солистка –  Ева Геворгян, участница Grand Piano Competition), Концерт для трубы с оркестром Гуммеля, в котором смог продемонстрировать высокий исполнительский класс Александр Лебедев, концертмейстер группы труб в ГАСО, и Увертюра в итальянском стиле ре мажор Шуберта.

А впереди было другое важное событие –  6 сентября исполнилось 90 лет со дня рождения Евгения Светланова, и к круглой дате коллектив, носящий его имя, готовил концерт-приношение одному из крупнейших мастеров мирового дирижерского искусства. Значительный вклад Евгений Федорович внес в развитие музыки и как композитор. Обе эти творческие грани учитывала программа выступления ГАСО в Большом зале консерватории. Открывала вечер Первая рапсодия «Картины Испании». Светланов был фанатично влюблен в традиции родины корриды, истоки и идеалы ее национального искусства. Очарованность самобытностью испанской культуры он запечатлел в музыке. Знал ли об особом отношении Светланова к этой стране ответственный за оммаж Василий Петренко (дирижер бегло говорит по-испански)? Или подсказало фантастически проницательное музыкантское чутье (ему было из чего выбирать)? Так или иначе, Петренко нужно отдать должное –  он поставил произведение Светланова в один ряд с композиторами Ренасимьенто и доказал его жизнеспособность. Вырвавшееся из недр Андалусии огненное фламенко, соблазн дьявольских кастаньет, пластика арагонской хоты, театр корриды –  во все это Госоркестр заставил поверить.

В центре программы оказался Второй фортепианный концерт Листа, на одном дыхании сыгранный македонским пианистом Симоном Трп чески. Это то редкое явление, когда между дирижером и солистом устанавливается паритет. Его истоки –  в продолжительных дружеских отношениях с Петренко. Вместе они выпустили несколько успешных дисков (записали все фортепианные концерты Рахманинова, брались за Чайковского и Прокофьева), оба предпочитают одни и те же фестивальные проекты. Импульсивный южный темперамент Трпчески стабилизирует умение Петренко находить нейтральное эмоциональное состояние. Оба предпочитают избегать партитур с выраженным темным началом. И, возможно, поэтому их тандем в Москве явил неожиданно лиричную трактовку Концерта Листа.

Кульминацией концерта-приношения явилась монументальная Вторая симфония Рахманинова. В творческом становлении Светланова это произведение занимает не второстепенное место: будучи совсем молодым человеком, он исполнял ее в качестве дипломной работы по разделу симфонического дирижирования в классе Гаука, а впоследствии неоднократно обращался к ней –  в том числе, сделал записи с Госоркестром и оркестром Большого театра.

Василий Петренко предложил очень личное прочтение этой партитуры, привнес в нее теплоту, боль, живые эмоции, но без наигранности и сентиментальности. Пронизывающей симфонию созерцательности, глубокой меланхолии он добивается медленными темпами, но эта эпичная неспешность не ломает фразировку, длинное дыхание естественно и красиво, а оркестровые текстуры предстают во всем великолепии. Петренко сохраняет верность авторскому замыслу и в соответствии с партитурой повторяет экспозицию в первой части, от чего музыкальная драматургия выглядит еще более впечатляюще. Глубоко медитативная третья часть –  Adagio –  с одним из самых сложных кларнетовых соло (Михаил Безносов) вылилось в настоящее откровение. А пышно оркестрованный финал разрешил все колебания и сомнения, порожденные сумрачными моментами в предыдущих частях.