Релизы
Француз поет «Зимний путь» Шуберта. Мы вспоминаем, как философ Ролан Барт сравнивает манерное и искусственное, на его взгляд, вокализирование немца Дитриха Фишера-Дискау с естественным и полным жизни пением француза Шарля Панзера (который чудесно пел «Прекрасную мельничиху» тоже). Дело не в том, что Сириль Дюбуа француз, дело вовсе в том, что в Германии и во Франции внутри традиций Lied и mélodie сосредоточены принципиально разные подходы к слову. А Дюбуа только что по-настоящему отличился: он непревзойденно спел все mélodies Габриэля Форе, в которых стихи, например, Поля Верлена с их глоссолалией вяжутся в гирлянды звуков, как закованные во внешнюю безупречность иероглифы. Легко ли даже такому изощренному вокалисту, как Дюбуа, перепрыгнуть во вселенную «Зимнего пути», где простые стихи Вильгельма Мюллера превращаются под действием гения Шуберта в некое чудесное единство, в котором и эмоции, и мысли, и метафизические наплывы неотторжимы друг от друга?
Тенор у Дюбуа характерного типа, это не haute-contre, а самый обычный лирический тенор не итальянского образца. Он мягок в движении, почти лишен vibrato, щедр в динамических нюансах. Дюбуа в высшей степени современный певец — ему свойственно выходить за рамки академического пения, искать краски в смежных «конфессиях».
Мы идем с Сирилем Дюбуа его «зимним путем». И поначалу нам кажется, что все вокруг уж слишком бело и чисто, как на обложке диска, как будто ничто нас вовсе и не тревожит. Не похоже ли это на запись Йонаса Кауфмана, который, будучи великим мастером пения и обладателем феноменального голоса, ухитряется как раз в «Зимнем пути» добиться такой пустоты смыслов, которую в этой музыке нельзя себе даже и представить?
Нет, мы обманулись. Голос Дюбуа куда как проще, чем у Кауфмана, но только у него совсем другой нюх на контенты. Певец поначалу как будто плетет свои иероглифы дебюссистского типа, как будто оплетает нас паутиной забытья. Он не хочет идти в глубинную психологию: ему истерические и экспрессионистские выплески Иэна Бостриджа противопоказаны, он не собирается ювелирно-микронно высвечивать мельчайшие душевные движения, как Кристиан Герхаер (они ведь, наверное, лучшие сейчас исполнители «Зимнего пути»?). Он чертит свой узор внутри самого страшного земного круга — круга долгой и безысходной меланхолии (вспомним ту самую фигуру Альбрехта Дюрера!), он для того и не накрашивает театральным гримом свой почти прозаический голос, чтобы мы нашли свою тропинку в таких высоких сугробах, за которыми нет никакого горизонта.
О чем бы ни пел нам Дюбуа — о блуждающем огоньке, об отдыхе (попробуй-ка отдохни в снежном поле!), о постоялом дворе (он может только сниться!), а уж тем более о мнимых солнцах, — он своим голосом, как шаман, полностью лишает нас надежды, света, мышления. Мы как бы находимся все время в полутьме давнего фильма Алексея Германа «Трудно быть богом» или нового спектакля Елизаветы Бондарь «Макбет».
Тем, кто живет в стрессе, слушать запись Сириля Дюбуа нельзя. Тем более что пианистка Анна Ле Бозек добавляет своего ужаса к тому, что мы слышим. Она столь же радикальна в своем выборе действенной атмосферы безысходности. Лучше уж включить вальяжное пение Кауфмана — там можно хотя бы спрятаться за прельстительной красотой голоса Калафа.
