Релизы
Магдалена Кожена в свои пятьдесят — обаятельнейший долгожитель звукозаписывающей индустрии. В ее альбомах собрана музыка самых разных эпох и традиций — от мадригалов Монтеверди до оперы «Дитя и волшебство» Равеля и далее по длинному впечатляющему списку. В этом отношении историю ее записей можно сравнивать, скажем, с аналогичной у Анне-Софи фон Оттер. Больше всего Кожена очаровала своих поклонников связью с оперой барокко, ариями Вивальди и современников, музыкой Баха, французов, Глюка, Генделя. В этих музыкальных стилях тембр певицы с его андрогинностью и завораживающим грудным регистром, ее природное вибрато, интуитивное чутье к слову, интонационному жесту, к оркестровой вертикали пришлись идеально, отвечая требованиям «исторически информированного исполнительства». Голос Кожены оказался незаменим и в жанре так называемой art song или Lied. Хотя, не окажись рядом с певицей — в жизни и карьере — маэстро Саймона Рэттла, возможно, ее путь в большое искусство был бы чуть более тернист.
В альбоме «Чешские песни» собраны оркестровые вокальные циклы соотечественников Кожены — более популярных (Мартину и Дворжака) и менее, в силу разных факторов, но набирающих известность (Гидеона Кляйна и Ханса Красы). Циклы — один другого интересней, изысканней по языку, хотя стремление к особой авторской свободе и рвению «к новым берегам» в каждом случае имели разные причины. Этот композиторский ряд выстроился не просто так. В нем разве что Дворжак стоит особняком — «главу национальной романтической школы» не коснулись войны. Мартину эмигрировал за океан в 1941 году, а Краса и Кляйн погибли в концлагерях: первый — в октябре 1944‑го в Освенциме (сегодня его детская опера «Брундибар» фактически стала музыкальным символом Холокоста), второй — в январе 1945‑го, в Фюрстенгрубе неподалеку от польского Катовице.
В цикле «Ниппонари» и «Песнях на одной странице» японская народная поэзия дала молодому Мартину повод для оттачивания композиторской каллиграфии, совершенства в миниатюре, самоограничения выразительных средств, гурманского смакования тембровыми микстами, поиска тончайших переливов музыки в поэзию и наоборот. Здесь не обошлось без влияний «Пеллеаса» Дебюсси, а одна из песен и вовсе зовется «Шаги на снегу». Голос Кожены, кажется, как будто и не самодостаточен, а лишь строчка партитуры, хотя, безусловно, певица с наслаждением делится своей богатой вокальной эрудицией, направляя лучи ассоциаций в разные стороны.
В «Вечерних песнях» Дворжака, написанных на стихи национальных поэтов Халека и Пфлегера-Моравского, дорогой сердцу Антонин предстает в слегка кафкианском меланхоличном ракурсе, где театральное интонирование Магдалены создает впечатляющие рельефы и силуэты. Открытие альбома — песни Ханса Красы на стихи Кристиана Моргенштерна, в которых сочинения «композитора второго ряда» звучат не только не хуже, но и много затейливей, скажем, Цемлинского, и не уступают Бергу. Но кульминация альбома — колыбельная Кляйна «Шехав бени» — в ней автор увековечил свое послание миру, который он «никогда не увидит снова». Магдалена Кожена с ее тембром, в котором краска «неизбывной тоски» является базовым ингредиентом, продлевает память об этих именах, даря им новую жизнь.
