События
Каждый, кто знаком с «Лоэнгрином» Вагнера, твердо знает, что в исчезновении Готфрида, младшего брата прекрасной Эльзы, виновата коварная Ортруда. «Плохие» и «хорошие» в этой оперной сказке четко обозначены автором, и лишь разбитое сердце Эльзы в финале оперы мешает радоваться торжеству справедливости и возвращению Готфрида на престол Брабанта. Стоит признать, что интригу с исчезновением мальчика и важный вопрос, кто же убийца, в этой метафизической драме о вере и доверии Вагнер беззаботно бросает в первом акте и возвращается к ней лишь в последние минуты оперы. Именно этот пробел и стал точкой отсчета для авторов новой постановки, которые предположили: а что если Тельрамунд и Ортруда правы, и в исчезновении брата действительно виновата Эльза? Свою концепцию «Лоэнгрина» как психологического триллера режиссерский тандем Серджио Морабито и Йосси Вилера уже представлял на Пасхальном Зальцбургском фестивале 2022 года. За дирижерским пультом Дрезденского симфонического оркестра в Зальцбурге также стоял Кристиан Тилеман, но состав солистов, за исключением Мартина Гантнера в партии Тельрамунда, полностью был другим. И вот, два года спустя, неконвенциональную постановку перенесли на сцену Венской оперы с командой именитых певцов: Малин Бюстрём (Эльза), Дэвид Батт Филип (Лоэнгрин), Аня Кампе (Ортруда), Георг Цеппенфельд (король Генрих).
Причастность Эльзы к убийству брата становится очевидной в начале спектакля. На первых тактах вступления мы видим Эльзу, переодетую в мальчишеский костюм, стоящую на берегу реки в состоянии глубокого транса. В конце вступления она наклоняется к воде, вырывая из руки утопленника свою шапку. А сверху с моста за этим наблюдает Ортруда. Какие у Эльзы могут быть мотивы, зритель должен предположить сам. Ревность? Нечаянная ссора? Ответ останется за кадром, но очевидно, что именно тяжесть содеянного становится причиной того отрешенного состояния Эльзы в начале оперы.
Естественным следствием помрачения Эльзы выглядит и появление таинственного рыцаря, который должен подтвердить ее невинность. Лоэнгрин в этой постановке – идеальный воображаемый рыцарь, в кольчуге, латах, с длинными золотыми кудрями, что на фоне костюмов и атмосферы кануна времен Первой мировой (это объясняет и патриотические воззвания короля Генриха) смотрится очевидным диссонансом. Вокальный облик Лоэнгрина в исполнении звонкоголосого Дэвида Батта Филипа был бы так же идеален, если бы не досадные огрехи, которые выдают, вероятно, прогрессирующую усталость голоса британского тенора (особенно обидные недочеты – в третьем акте, в развернутом монологе Лоэнгрина). Так что это единственное, что омрачает ореол воображаемого спасителя.
Остроумно решено и появление рыцаря (художник спектакля – Анна Фиброк): мистическая сцена прибытия отражается лишь на лицах и в голосах хора, который раскачивается словно от порывов шторма (никакого канонического лебедя с лодочкой), а сам Лоэнгрин возникает на сцене словно бы из-под земли и сразу устремляет на Эльзу влюбленный взгляд. Тайна его появления и происхождения, по сути, волнует только Эльзу, да и поединка как такового не происходит: у Тельрамунда прихватывает сердце.
Какой бы причудливой ни была режиссерская концепция спектакля, надо признать, что первые два акта оперы она работает на удивление стройно. Особенно под аккомпанемент Кристиана Тилемана за пультом Венского филармонического оркестра, который держит напряжение, укрупняет и расцвечивает эту захватывающую детективную драму с полной отдачей: долгие паузы, громовые кульминации, мощные хоры, серебряное журчание темы Грааля. Венская публика страстно влюблена в немецкого дирижера – крики «браво» сопровождают не только окончание каждого действия, но и каждое появление Тилемана.
Как в любом уважающем себя детективе, может оказаться, что неприятные, на первый взгляд, персонажи тем не менее невиновны, а «светлые» и приятные – наоборот. В этом контексте абсолютно новый масштаб принимает фигура Фридриха Тельрамунда в мощнейшем по драматическому накалу и вокальной отдаче исполнении Мартина Гантнера. Очевидно, что он борется не только за власть, но и за элементарную правду и свою попранную честь. Его возмущение предельно искренно, а жажда реванша понятна. Иной оттенок в этом свете принимает и развернутая сцена между Тельрамундом и Ортрудой в начале второго акта – его горячность противопоставлена ее спокойной уверенности в том, что она видела своими глазами. Реалистический драматизм этой сцены портит лишь необязательный эротический этюд: супружеская пара исполняет его у стен замка, разрабатывая план по выведению Эльзы на чистую воду. Еще более точно встроенной в концепцию и безупречной по исполнению выглядит сцена диалога Эльзы и Ортруды на фоне эмоционального оркестрового сопровождения. Спокойная убедительность и вокальная сила Ани Кампе (избыточно резкая в финале оперы) прекрасно сочетается с отстраненной манерой Малин Бюстрём (ее тембр отличает непривычный для этой партии свет или бесплотность, но и грудная глубина и внутренняя сосредоточенность), которая от действия к действию набирает в откровенном драматизме. И, наконец, финал второго акта – выразительнейшая сцена сомнений Эльзы на фоне тихого, почти потустороннего пения хора. По сути, здесь никому не важна загадка рыцаря, никому не интересно знать ответ на мучительный вопрос – только Эльзе, которая уже еле справляется с силой самообмана. Эльза и Лоэнгрин входят в церковь на фоне мощной оркестровой кульминации – она не хуже саундтрека к голливудскому триллеру «подсказывает» слушателю разгадку тайны лейтмотивом тайны.
В последнем действии режиссерская концепция вступает в неравный бой с собственно музыкальной драмой Вагнера. Вовсе не признание Ортруды в финале оперы, но сам музыкальный материал мешает и отвлекает от детективного саспенса. Развернутая романтическая сцена в свадебных покоях, а затем центральный для оперы рассказ Лоэнгрина полностью подчиняют себе зрительское внимание, рассеивая вектор психологического напряжения. При этом авторы постановки грамотно сводят концы с концами: доведенная до предела Эльза собственными руками разрушает ту спасительную иллюзию, в которую погрузился ее разум, а на месте исчезнувшего Лоэнгрина в финале появляется труп утонувшего Готфрида, удивительно похожего на вымышленного рыцаря (для полноты эффекта мертвый Готфрид с синим отливом, словно зомби, надвигается на Эльзу и закалывает ее мечом).
На премьерном спектакле публика громко кричала «бу» режиссерской команде, а венская пресса отнеслась к режиссерским экспериментам скорее с миролюбивым добродушием. Что же касается зрителей последующих премьерных показов – они страстно упиваются музыкальной интерпретацией постановки и, возможно, вполне убеждены альтернативной версией того, кто и как убил Готфрида.
