Как вечор у нас красна девица топилась События

Как вечор у нас красна девица топилась

В МАМТ прошла премьера оперы «Русалка» Даргомыжского

Театр завершил сезон одним из важнейших для отечественной оперы названий. Правда, достаточно позабытым: «Русалка» в XXI веке незаслуженно стала раритетом, пройдя свой пик популярности в начале XX столетия и потом уже в советское время. Последняя московская постановка оперы датирована 2000 годом – спектакль Михаила Кислярова в Большом театре получил разгромную прессу и прошел всего семь раз. Больше чем на двадцать лет опера пропала из контекста столичных постановок.

И вот, ее возвращение на московскую сцену состоялось в нынешнем июне. Вначале сочинение Даргомыжского исполнили в Театре имени Наталии Сац (разумеется, с купюрами), затем в Музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко полноценный спектакль представил Александр Титель. Он придал конкретику абстрактному и у Пушкина, и у Даргомыжского времени действия, перенеся сюжет в 1850-1860-е годы. Все три часа на сцене витал дух Островского: вспоминались его «Гроза», «Бесприданница», «Светит, да не греет». Поразительно то, как органично режиссер вплел образный код пьес русского драматурга в ткань оперы. Кстати говоря, премьера «Русалки» прошла в 1856 году, когда Островский серьезно заявил о себе такими произведениями, как «Не в свои сани не садись», «Бедность не порок», «В чужом пиру похмелье», и начал входить в моду. Островский вспоминается не случайно. И драма главной героини Наташи, которая бросается от отчаяния с обрыва, и образ полноводной реки, то ли Волги, то ли Днепра, – все ассоциируется с ним. Есть и еще один символ XIX века – цыгане на свадьбе у Князя и Княгини, как явный атрибут эпохи (в спектакле это артисты театра «Ромэн»).

О том, что режиссер вдохновлялся творчеством «русского Шекспира», говорит и сам стиль постановки: в МАМТ сделали акцент на реалистичность драмы, максимально нивелируя фантастические сцены. В привычном для нас облике русалки здесь не появляются – Титель уходит от прямолинейности в решении образов русалочьего мира. Эти существа, как и сама Наташа-русалка и ее дочь, – галлюцинации, видения обезумевшего Князя, муки его совести. Именно они подталкивают его к решению броситься в омут. И месть свершается. Труп Князя вытащат на берег, где его бросят все – как жена, так и друзья.

В качестве новшества в опере появился пролог, в который из четвертого действия перенесена ария мести Наташи-русалки. Таким образом, по замыслу режиссера, интрига закручивается прямо на глазах у зрителя.

Наташа, одетая в этой сцене в волшебное бальное платье, с ненавистью вглядывается в огромный черный водоем, ожидая появления Князя, в то время как ее дочка (очаровательная Ванда Парий) играет на арфе и разговаривает с матерью. Это, пожалуй, единственный эпизод, когда Титель показал образ русалки как героини мифов, и то очень абстрактно и без единого намека на фантастику.

В спектакле мощно правит минимализм (художник – Владимир Арефьев) – здесь нет ни ярких боярских костюмов, ни лубка. В этой от начала до конца истинно драматической опере главенствуют сумрачные цвета, подчеркивающие безнадежный ход истории: они превалируют в нарядах артистов, в видеопроекции медленно текущей «черной» воды на заднике (дело происходит на берегу Днепра). В таком же колоре выполнены декорации. Мысль понятна, но излишняя депрессивность картинки ближе ко второй половине постановки начинает слегка тяготить.

Опера Даргомыжского насквозь проникнута романсовыми интонациями, однако это не значит, что в ней нет сложностей. Ведь все произведение построено на непростых ансамблевых сценах. Большая нагрузка ложится на дирижера, который должен максимально их проработать, чтобы не было «каши» и асинхронности. Музыкальный руководитель постановки Тимур Зангиев порадовал и стабильностью общего звучания оркестра, и тщательно выверенной отделкой, спаянностью массовых эпизодов. Колоритно и ярко были интерпретированы хоровые страницы (хормейстер – Станислав Лыков) – это большая победа коллектива. Удачно поставлены и хореографические номера. Славянского танца и плясок русалок авторы постановки нас лишили, но зато в спектакле есть совершенно потрясающая по драйву и энергетике танцевальная сцена в первом акте – это пляска крестьян во время хора «Как на горе мы пиво варили» (хореограф – Андрей Альшаков).

В первый премьерный день театр выставил своих лучших и самых именитых артистов: получилась настоящая россыпь отличных работ, которые в ходе последующих показов обретут необходимую огранку. Остро драматичной, цепляющей за душу предстала Наташа в исполнении Елены Гусевой. Артистка выразительными средствами создала образ несчастной крестьянской девушки, жестоко преданной Князем. Впечатлила сцена ее сумасшествия: без ложной театральности и пафоса Гусева показала всю душевную боль, смятение своей героини. Эта партия предназначается для достаточно плотного сопрано, которое, однако, должно обладать хорошей подвижностью: в опере у нее бездна мест, включающих различные виды пассажей, фигураций и украшений. Гусева справилась с этими трудностями без видимых проблем, она радовала не только отличной техникой, но осмысленным вокалом.

 

Экспрессивно, совсем не дежурно преподнес роль Князя тенор Владимир Дмитрук – его герой тщетно пытался спастись от галлюцинаций и навязчивой мысли о загубленной им Наташе. Знаменитая каватина «Невольно к этим грустным берегам» в интерпретации артиста была полна отчаяния и характерной для романтического искусства тоски, ностальгии по ушедшему.

Как влитая села на Дмитрия Ульянова партия Мельника, который здесь лишен привычного для старых постановок шаляпинского грима и аффектированного образа. В спектакле Тителя все настроено именно на вокальную подачу: и в этом случае певец не подвел, демонстрируя любопытные нюансы и интересную фразировку. Особенно исповедально прозвучал эпизод в дуэте с Князем «Да, стар и шаловлив я стал», в котором артист сумел перейти на тончайшее пиано и показать безмерность горя безумного отца. Екатерина Лукаш (Княгиня) идеально подошла для образа аристократки со своей изящной фигурой и мягкими чертами лица. А ее утонченное меццо-сопрано звучало очень элегантно и презентабельно. Долю народного юмора и лукавства внесла в спектакль Ксения Мусланова (Ольга), характерно и с настроением исполнившая свою песенку. С русской широтой и удалью выступил Сват – Антон Зараев. Этому персонажу он придал особую весомость и темперамент.