На закрытии II Летнего музыкального фестиваля в «Зарядье» хореограф Артемий Манукян представил балет «Жар-птица» под музыку Игоря Стравинского. Эта постановка показала, как современные хореографы могут интерпретировать классические произведения, не вступая в конкуренцию с музыкой, но раскрывая в ней новые качества.
Произведения Игоря Стравинского очень часто переосмысляются хореографами. Рекордсменом по количеству авторских редакций, конечно, считается «Весна священная». Не меньший эффект на зрителя оказывают различные версии «Свадебки» (последняя была поставлена Павлом Глуховым для «Балета Москва» в «Новой Опере»). «Жар-птицу» осовременил еще Алексей Мирошниченко в 2017 году в Перми. Его балет стал путешествием по стилям основных хореографов XX-XXI веков, но в обратной хронологии, от современного Акрама Хана к Михаилу Фокину. «Жар-птица» пролетала сквозь работы Уильяма Форсайта, Пины Бауш, Марты Грэм и других мастеров, объединяя их в общую историю современного балета, и приземлялась на территории «Русских сезонов», с которых начались многие театральные эксперименты.
Постановку Артемия Манукяна в «Зарядье» тоже можно назвать экспериментальной. Перед хореографом стояла довольно сложная задача: соединить экспрессивный уличный танец с тягучими и дышащими флейтами и валторнами Стравинского. Дело в том, что в основе хип-хопа всегда лежит четкий ритм под акцентный бит, на который приходятся самые зрелищные движения. В музыке «Жар-птицы» сложно хоть что-нибудь назвать битами, разве что в сцене Поганого пляса особенно выделяются устрашающие барабаны. Акценты пришлось искать во всплесках струнных, вибрациях английского рожка, в стучащих каплях ксилофона и в качествах других инструментов оркестра под управлением маэстро Ивана Рудина. Помогло и то, что профессиональные исполнители – команда Banda I’ll, многократные чемпионы России и мира на чемпионатах по хип-хопу, – мастерски обладают различными техниками стрит-данса. Так, летящими крыльями Жар-птицы стали ловкие манерные руки исполнительницы в стиле waacking, этот же стиль стал основным признаком добрых сил, включая Ивана-царевича и заколдованных пленных царевен. Угрожающее трепетание Поганого царства передалось через качающие движения из фристайла и флексинга. Кащей же натурально «гремел» скелетом, с высокоточной изоляцией (когда каждый центр тела, то есть голова, грудная клетка, таз, двигается независимо от другой части), вибрируя корпусом и суставами в агрессивном стиле krump, напоминающем движения заводного механизма.
Фабула, как видно, осталась неизменной, несмотря на современную форму постановки. Перед началом мероприятия конферансье зачитал классическое либретто 1910 года, в котором Иван-царевич все так же находит Жар-птицу в сказочном царстве Кащея, влюбляется в Красу Ненаглядную, сталкивается с силами зла и побеждает его с помощью волшебной птицы. Здесь стоит привести слова Мориса Бежара, который в 1970 году тоже представил свою редакцию балета. Он метко подмечал, что трансформировать синопсис «Жар-птицы» или заменить его на другой невозможно, поэтому в танце необходимо высвободить эмоции, которые проносятся в музыке, опираясь на два ключевых утверждения: 1) Стравинский – русский композитор, 2) Стравинский – композитор-революционер. «Пусть танец будет абстрактным выражением этих двух элементов, всегда присутствующих в музыке». То, что Артемий Манукян воплотил в «Зарядье», в определенной мере отражает эту же концепцию Бежара.
Говоря о драматургии постановки, конечно, нужно учитывать специфику выступлений хип-хоп-команд. На таких мероприятиях все номера обычно строятся вокруг синхронного коллективного исполнения хореографии строго лицом в зал, отсюда же вытекает минимальное взаимодействие солистов на актерском уровне. Хронометраж соло не должен превышать хронометраж коллективного выхода. Встреча лицом к лицу случается на индивидуальных баттлах, но и там обычно идет игра на зрителя и жюри. Именно эта особенность жанра не позволяет в полной мере назвать «Жар-птицу» Манукяна полноценным театральным спектаклем, в котором, кстати, не было ни одной декорации. Это была, скорее, виртуозная танцевальная иллюстрация событий, заложенных в музыку. Например, встреча Ивана-царевича с Жар-птицей как раз и выглядела как баттл по ваакингу, в котором артисты по очереди исполняли свои вычурные соло с резкими выбросами рук и обводящими движениями кистей вокруг головы (по технике точно побеждала Жар-птица). Любовный дуэт Ивана с Красой Ненаглядной определялся лишь нежностью в нотах, так как герои транслировали свое чувство в зал, не глядя друг на друга. Массовым сценам не хватало драматургического разнообразия, поэтому (все еще по закону жанра!) и злые, и добрые силы синхронно исполняли одни и те же движения без больших композиционных различий.
Персонажей можно было идентифицировать разве что по цвету костюмов. Все танцовщики были одеты в приталенные туники с юбками по колено поверх удобных обтягивающих штанов и мягкие сапожки с подошвой в форме двух больших пальцев (так называемые «ниндзя шуз»). Ожидаемо, Жар-птица и Иван танцевали в красном, царевны – в белом, Кащей с приспешниками – в черном. Ключевым элементом костюма стали шляпы с круглыми полями, и это простое художественное решение неожиданно удачно определило характер героев. Так, черные шляпы на злодеях с закрытыми лицами добавляли им устрашающей отвязности банды из подворотни, а белые шляпы царевен придавали их образу бродвейской игривости. Шляпа Жар-птицы и вовсе превратилась в главный элемент, благодаря которому двигается сюжет: ее, шляпу, Птица подарила Ивану вместо пера, и она же стала половиной разбитого яйца, в котором хранится смерть Кащея.
Конечно, претензия к хип-хоп-хореографу за избыток танцевального материала изначально несостоятельна, учитывая, как искусно и азартно команда Banda I’ll справилась со сложным музыкальным материалом. Как уже было сказано, Артемий Манукян остался верен принципам хип-хоп-выступлений, и уже за это его можно благодарить. Не посягая на чужую территорию, скажем, балета или современного танца, Манукян познакомил массового зрителя с новым направлением, которое не так часто делит сцену с академическим оркестром. В хип-хопе нет привычной для балетоманов пантомимы и других особенностей развития сюжета, от чего усиливается условность происходящего. Но в то же время эта условность напрямую рифмуется с мыслью Бежара о том, что танец должен стать абстрактным выражением музыки русского композитора-революционера. Остается фантазировать, что самому экспериментатору Стравинскому точно пришлось бы по душе, как его сказочная музыка с фольклорными мотивами вписывается в уличную культуру наравне с хитами какого-нибудь Канье Уэста.
После поклонов и продолжительных оваций оказалось, что это еще не конец. Оркестр вкрадчиво заиграл «Болеро» Равеля (знаковое произведение для того же Мориса Бежара), и засобиравшиеся возбужденные зрители остановились и снова заняли свои места. Артисты вместе с хореографом тоже свободно устроились на сцене по обе стороны от дирижера, освободив таким образом пространство для музыки. Под зацикленный ритм, отбиваемый барабаном, и нарастающую мощь знакомой мелодии все слушатели постепенно входили в отрешенный и восторженный экстаз, кто покачивая головой, кто ногой, кто отбивая ритм пальцами в воздухе. Танцовщики на сцене будто непроизвольно воспроизводили небольшие взрывные движения, вырывающиеся из грудной клетки под барабаны, или вторили флейте и кларнету плавными волнами в кистях рук. Присутствие артистов невольно заставляло гадать, осмелится ли кто-нибудь из них выйти на импровизацию, дав волю засевшим внутри танцевальным импульсам. Никто не вышел, оставив последнее фестивальное слово за кульминацией в музыке.