Счастливый шторм

На заднике и по бокам сцены – ряды небольших прожекторов, разделенных волнистыми линиями; кажется, что вселенная наблюдает за событиями десятками глаз. Пространство в «Буре» обустраивали художник Алексей Кондратьев и художник по свету Сергей Васильев – и свободная от каких-либо построек сцена полна настоящей театральной магии. Задник еще похож на волшебство южной ночи с ее многозвездьем или (вдруг) на иллюминаторы в борту корабля, того самого корабля, что терпит крушение в первой сцене шекспировской пьесы, – на нем плывут люди, когда-то свергнувшие с престола законного миланского герцога Просперо. Прошло много лет, он стал могущественным магом и вот теперь вызвал бурю, чтобы заполучить всю компанию на свой остров и отомстить им.

Юрий Красавин, создавший партитуру «Бури» по заказу Большого театра, в эту первую сцену вписывает мужской хор: моряки пропевают последний монолог Просперо, но звучит он как суровая молитва этих матросов. Певцы сменяются кордебалетом, и на сцене возникает фантастическая сцена магического шторма. Самодуров в этот момент сотворяет совершенно невероятную вещь: разбрасывая группы танцовщиков в строго расчисленном порядке, он создает картину масштабного хаоса. То есть если ты начинаешь пристально прослеживать путь каждой группы, понимаешь каждую траекторию, выкованную с тщательностью ювелира и оружейника одновременно. А если отстраняешься и смотришь на «картинку» целиком – ну, натурально, шторм, когда непонятно, какая из волн будет смертельной. Вот эту первую сцену надо изучать студентам на балетмейстерских факультетах. И будут изучать, помяните мое слово.

Меж тем театральный народ и балетоманы ждали «Бурю» с самыми разными чувствами. Не было убежденности в триумфе, скорее присутствовало тревожное чувство, и небезосновательно. Во-первых, сюжет шекспировской пьесы использовался хореографами не то чтобы слишком часто, но все же использовался: в числе авторов – знаменитости XIX, ХХ и XXI веков от Жана Коралли и Филиппо Тальони через Мориса Бежара и Рудольфа Нуреева к Кристал Пайт. Однако ни для кого из постановщиков именно эта история при превращении в танец не стала знаковой, судьбоносной. Даже просто запоминающихся творений не случилось. Абсолютно у всех получались «проходные» вещи, никто не выдерживал соревнования с Шекспиром или даже просто дружеского разговора с ним. Во-вторых, Москве Самодуров известен прежде всего как постановщик блестящей «Танцемании» Юрия Красавина в Большом (2022), и то был одноактный бессюжетный балет. Сделанная им для того же театра «Ундина» Хенце (2016) не стала большим успехом и быстро исчезла из репертуара, так что народ переживал, сможет ли хореограф рассказать историю. Да, на «Золотую Маску» неоднократно приезжали сюжетные спектакли, сделанные Самодуровым в Екатеринбурге, – от Amore buffo на музыку Доницетти (танцпереложение «Любовного напитка») до «Снежной королевы» Артема Васильева – и там было ясно, что постановщик вполне способен связно изложить сюжет. Но каждый раз это был один показ в Москве, заведомо не рассчитанный на всех столичных балетоманов. Эти гастроли не слишком помогали в создании «народной» репутации. Так что боялся народ за премьеру, боялся. Как выяснилось, зря.

Самодуров не превратился в Леонида Лавровского, пунктуально пересказывающего Шекспира. Он остался собой – человеком, для которого собственно танцевальные конструкции гораздо интереснее конструкций сюжетных. Сложную длинную прощальную пьесу Шекспира он превратил в чрезвычайно энергичный балет, взяв в работу лишь самые главные линии взаимоотношений персонажей.

 

Первая линия – взаимоотношения Просперо с самим собой. На премьере роль досталась Денису Савину, и танцовщик выдал потрясающее качество жеста. Просперо властен? О, да. Движение каждого пальца, каждый поворот головы говорят о том, что этот человек способен управлять стихиями. А потом он срывается в танец (есть в балете сцена мгновенного безумия, когда герой, сам выбравший для дочери в женихи сына старинного врага, на минуту перестает верить в правильность своего решения) – и руки и ноги так прорезают пространство, что, кажется, Просперо крушит воздух. Савина, вообще-то, можно назвать уникальным танцовщиком Большого. Три года назад он стал премьером, не станцевав ни одной из «принцевых» партий. В «Жизели» не Альберт, но Лесничий, в «Раймонде» не благородный Жан де Бриен, а дикий Абдерахман. Не Щелкунчик-принц, но Мышиный король и Дроссельмейер. Гамаш, а не Базиль в «Дон Кихоте». Но с самого начала своей карьеры (а он танцует в Большом с 2002 года) Савин неизменно оказывался в луче внимания сегодняшних балетмейстеров, работающих в театре. Его занимал в мировых премьерах Алексей Ратманский («Болт», «Игра в карты», «Пламя Парижа»), его выбрали в Гамлеты Раду Поклитару и Деклан Доннеллан, тандем Юрий Посохов – Кирилл Серебренников доверил ему роли Грушницкого в «Герое нашего времени» и Эрика в «Нурееве», а Эдвард Клюг – роль Мастера в «Мастере и Маргарите». Савин – тот случай танцующего артиста, что играет телом, а не мимирует взахлеб. И в роли Просперо он совершенно невероятен. Вот Просперо разделяет собой молодую пару, что встретилась по его воле, – персонаж Савина здесь текуч, как ручей, и непреклонен, как топор палача. А вот он в последней сцене отрекается от своего волшебства – тут кажется, что танцовщику лет девяносто, хотя нет никакого возрастного грима. Просто Савин транслирует ту усталость, что знакома очень старым людям, ту хрупкость и замедленность жеста. Несмотря на то что Просперо взаимодействует с дочерью, с ее женихом, с подвластными духами, он бесконечно одинок, и это тоже сыграно Савиным.

Вторая линия – это линия Миранды (Маргарита Шрайнер) и Фердинанда (Алексей Путинцев). Дочь волшебника и сын его врага влюбляются друг в друга с первого взгляда, и тут Самодуров дает волю своему дару иронии. У влюбленных три дуэта, в каждом из них они выглядят счастливыми идиотами (ну а как еще воспринимаются юные парочки взрослыми сторонними наблюдателями?). Предельно далеко отходя от традиций «драмбалета», Самодуров не забывает про мимические сцены – и зал хохочет, когда «обращенный в рабство» (так Просперо его испытывает) Фердинанд с усилием поднимает невидимое бревно, а Миранда пытается ему помогать. При этом далее от милых хохм дуэт приходит к парадному классическому танцу, причем с воспоминаниями не менее чем о балах «короля-солнца».

Линии Ариэля (Вячеслав Лопатин) и Калибана (Игорь Горелкин) прописаны менее подробно. При достаточно виртуозных танцах и светлый летучий дух и похотливый дикарь не получают развития ролей, они одинаковы с начала до конца спектакля и, кажется, балетмейстера не очень интересуют. Вся же компания, оказавшаяся на острове по воле Просперо, и вовсе получает минимум сценического времени, ну разве что разыгрывает пантомиму, как Просперо лишился престола. Самодурову важны не они, но, кроме Просперо, Миранды и Фердинанда, движение кордебалета. Свадьба юных влюбленных представлена в разнообразных, сложных, геометрически затейливых танцах и занимает добрую половину акта. В этот момент кажется, что хореограф с облегчением отбросил шекспировский том и просто с удовольствием ставит бессюжетную композицию.

Из трех сочинений Красавина, представленных публике в этом сезоне (еще две «Пиковых дамы» – в Большом и в Нижнем Новгороде), «Бурю», пожалуй, можно назвать самым удачным, наилучшим образом совпадающим с танцевальным текстом. В буклете приводится высказывание композитора о работе с Самодуровым: «У меня вообще было ощущение, что он посредством меня написал все сам». Это, конечно, некоторая фигура кокетства, но отрицать счастливое совпадение вкусов и интонаций нельзя. И оркестр, ведомый Павлом Клиничевым, транслировал это счастье – совпадения, понимания, общности. Потому «Бурю» можно, наверное, назвать самой гармоничной балетной премьерой сезона в Большом.

Воспоминаниями об этой премьере нам придется жить еще как минимум год – следующий сезон в главном театре страны не предполагает оригинальных балетных постановок. В планах всего два возобновления. Уже в первых числах сентября выйдет «Спящая красавица», впервые поставленная Юрием Григоровичем в 1963-м, затем отредактированная в 1973 и 2011 годах (спектакль возвращается в репертуар с декорациями Симона Вирсаладзе, поскольку относительно новые и попугайно-пестрые декорации Эцио Фриджерио не могут использоваться по политическим причинам; вот уж, действительно, даже бедствия могут приводить к счастью). А затем посреди сезона – «Чиполлино» Карэна Хачатуряна в хореографии Генриха Майорова (балет был впервые им поставлен в Киеве в 1974 году, затем перенесен в Большой, где и шел несколько десятилетий, потом его убрали из репертуара, понадеявшись создать новые детские спектакли, но не случилось, и ветерана возвращают на сцену). Вступает ли Большой в эпоху балетного «малокартинья» и это надолго? Или же полупустым окажется лишь один сезон? Можно лишь гадать. И пересматривать «Бурю», благо подготовлено немало составов.