Презрел оковы просвещенья События

Презрел оковы просвещенья

Чтобы заслужить похвалу критиков, быть в тренде, современный композитор должен избегать двух вещей – прямого высказывания и монументальных жанров. Эдуард Артемьев «презрел оковы просвещенья» (акцент – на втором слове). Выиграли все.

Свое новое сочинение – «Девять шагов к Преображению» – Артемьев посвятил Владимиру Минину. Монументальных работ у композитора немного, и почти всегда путь от замысла к воплощению труден (в данном случае – 30 лет). Кроме того, они сложны из-за больших составов участников. Вот и в данном случае, помимо Московского камерного хора и примкнувшей к нему части Капеллы имени А.А.Юрлова, задействованы орган (Марианна Высоцкая), небольшая рок-группа во главе с бас-гитаристом Максимом Леоновым, детский хор «Весна», два солиста – сопрано Вероника Джиоева и рок-певец Андрей Лефлер и, конечно, симфонический оркестр (ГСО кинематографии под управлением Сергея Скрипки). Состав – ясное выражение музыкального экуменизма Артемьева, склонного смешивать жанры, стили, модели.

Сочинение Артемьева написано по модели Реквиема; некоторые детали конструкции (инструментальные Интерлюдия и Интермедия) и инструментовки адресуют к «Requiem Canticles» («Заупокойные песнопения»), позднему сочинению Игоря Стравинского. Эдуард Артемьев не скрывает глубокого влияния на свою музыку духовных сочинений Баха, Моцарта, Стравинского: к великим собратьям он относится как смиренный барочный мастер, которому дозволено ткать свою вариацию на канон рядом с великими узорами, расшитыми золотыми нитями. Он использует готовую систему символов: трубы и валторны в «Tuba Mirum», секвенцию «Dies Irae», детский хор в «Agnus Dei» и т.д., не боится и прямых цитат (редких, но бьющих – как напоминание о первой теме двойной фуги «Симфонии псалмов» Стравинского в «Tuba Mirum»). И правильно делает: каждый звучащий миг безошибочно выдает автора.

Артемьев достигает поразительной интонационной слитности, единства предельных контрастов. Здесь и смешение языков, и смешение красок: грандиозные звуковые коллажи в кульминациях, и простые, «чистые цвета» в моментах особенного внутреннего сосредоточения – в частности, в начале сочинения (орган соло – положение во гроб, а затем – собственно «сюжет» у оркестра, хора и солистки) или в переходе от фрески «Tuba Mirum» к медитации двух синтезаторов и солирующей бас-гитары в «Lux Aeterna»

При ясной ориентации на модель католического реквиема (и шире – саму практику литургической музыки, от Барокко до Бернстайна и Ллойда Уэббера), есть в сочинении Артемьева отчетливая русская интонация. Ее легче услышать, чем вербализировать. Прежде всего, initio, элегический камертон – замечательная тема «Любовь» из саундтрека к «Сибирскому цирюльнику» Никиты Михалкова (та самая, любовно выращенная русским мастером из второй части Клавирного концерта Моцарта ля мажор, KV 488). Неожиданно по-русски звучит финал «Dies Irae»: тема католической секвенции у низких голосов хора (басы, баритоны, альты) а capella по звуковому образу близка православной литургии.

Некоторым номерам можно предсказать самостоятельную жизнь на концертной эстраде. Это, например, «Lacrimosa», с путешествиями сопрано в глубины меццо-сопрановой выразительности. Блестящая Вероника Джиоева убедила всех в том, что это была ее партия, – хотя тесситурно все же написано для меццо.

Абсолютными победителями вечера также оказались ГСО кинематографии и его главный дирижер. Форму сочинения, соотношение кульминаций и непростой (с учетом состава) баланс Сергей Скрипка выстроил со всей ясностью и естественностью. А некоторые соло (например, первая валторна Виталий Витвицкий и первая труба Илья Ферапонтов в «Tuba Mirum»), как говорят в таких случаях, можно продавать отдельно.