История
28 августа исполняется 130 лет со дня рождения Карла Бёма – одного из ведущих и важнейших послевоенных немецких дирижеров, во многом определивший вместе с Гербертом фон Караяном звучание австро-немецкой музыки (в особенности Моцарта и Рихарда Штрауса) во второй половине XX века. К сожалению, в русскоязычных источниках не так часто можно встретить информацию о том, что Бём опорочил свое имя, будучи сторонником НСДАП и поддерживая партию не только словами, но порой даже жестами.
Карл Бём: «Кто не поддерживает это деяние
фюрера стопроцентно [Аншлюс. – А.Г.],
не заслуживает носить гордое имя немца».
В отличие от судьбы некоторых дирижеров старшего поколения вроде Виллема Менгельберга карьера Бёма лишь немного пострадала после 1945 года, несмотря на обвинения и увольнение с поста директора Венской оперы, а его кейс не прогремел, как в случае с Вильгельмом Фуртвенглером. Карл Бём был великим дирижером, а многие его записи до сих пор эталонны. В интерпретациях он не допускал ни эмоциональной фальши, ни дурновкусия, его прочтения глубоко интеллектуальны и глубоки. Чего нельзя сказать о его убеждениях и поступках. Слушать его пластинки можно и нужно, а простить нераскаявшегося человека невозможно.
К 130-летию со дня его рождения освещаем главных композиторов в его творческой жизни, оставляя за рамками искусства уже упомянутые детали биографии.
Биргит Нильссон: «“Тристан” с Карлом Бёмом
был для меня чем-то особенным, словно объяснением
в любви: столько сердечности и теплоты;
он был очень тесно связан с этой оперой.
В то время его жена была очень больна,
и когда он дирижировал, иногда по его лицу текли
слезы. Эти вечера стали для меня незабываемыми».
Марта Мёдль: «Он был единственным
[дирижером. – А.Г.], кого я боялась, ничего кроме
страха я к нему не испытывала. Боже, сколько же
в нем было австрийской язвительности!
Он не желал зла и не хотел быть жестоким, но
как же меня убивала эта ранящая атмосфера на сцене».
Астрид Варнай: «С ним всегда нужно было быть начеку».
(Из видеоинтервью «Дивы Байройта» с Астрид Варнай, Мартой Мёдль и Биргит Нильссон. 1997 год.)
Венская классика: Моцарт и Бетховен
На протяжении всей своей карьеры Карл Бём слыл специалистом по венской классике, а особенно по Моцарту. Если в моцартовских операх он, по словам Элизабет Шварцкопф, все же уступал Йозефу Крипсу, то в симфоническом и кантатно-ораториальном творчестве Бёму почти не было равных. Именно он одним из первых записал почти все симфонии Моцарта, включая изданные посмертно. Из XXI века его манера кажется устаревшей и слишком романтичной, но это нисколько не умаляет величия его прочтений, сочетающих в себе монументальность мысли в наиболее значимых произведениях вроде Симфонии № 41 и присущие австрийцам изящество и парящую легкость. Даже в сравнении с представителями исторически информированного исполнительства мелодическая линия в любой его интерпретации «парит» над аккомпанементом и не отяжеляется оркестровой массой.
Аудио и видеозаписи Реквиема 1971 года по целому ряду причин относятся к высочайшим достижениям дирижера за всю его долгую карьеру. Редко кому удавалось столь скупыми средствами достичь подобного единения технического совершенства и погружения в образ сочинения, пусть даже рядом с Арнонкуром и Херревеге эти альбомы и кажутся пришедшими из прошлого века.
Симфонии и концерты Бетховена, хоть и не были ключевыми произведениями в жизни дирижера, тем не менее вклад Бёма в бетховенское исполнительство сложно переоценить. В «Вальгалле» бессмертных интерпретаторов немецкого гения он входит в десятку, возглавляемую такими титанами, как Феликс Вайнгартнер, Вильгельм Фуртвенглер и Артуро Тосканини.
Бетховен Карла Бёма не менее примечателен, чем его Моцарт, в первую очередь благодаря чрезвычайно сдержанному и немного отрешенному подходу маэстро: вместо привычного драматизма, бури и натиска его исполнения более похожи на монументальные фрески, иллюстрирующие давно ушедшие события. Примером может послужить Девятая симфония, сыгранная дирижером за рекордные 79 минут, к чему позже приблизился только главный ревнитель широких темпов Серджиу Челибидаке.
К одному из главных достижений Бёма можно отнести Четвертый фортепианный концерт Бетховена, на протяжении более тридцати лет исполняемый им вместе с Вильгельмом Бакхаузом и записанный на видео в 1967 году. Невооруженному глазу заметно полное понимание между пианистом и дирижером, которым, кажется, почти не нужно смотреть друг на друга, чтобы согласовать темпы и динамику. Запись чудесного качества предоставляет возможность не только поучиться мастерству у Бёма, находившемуся в 1960-х в полном расцвете сил, но и понаблюдать за одним из последних представителей старой пианистической школы: на видео удалось запечатлеть уникальный момент – 83-летний музыкант нежно и деликатно «погладил» клавиатуру, прежде чем вступить с темой после оркестрового проигрыша.
Вагнер
Интерпретации Карла Бёма вагнеровских опусов были противоположны прочтениям его старших коллег и современников: в них почти не было места «звучащей философии», творимой Вильгельмом Фуртвенглером, или мистическому пафосу Ханса Кнаппертсбуша, и уж тем более караяновского лоска и глянца. Вместо всего этого Бём разворачивал на сцене живую драму и подчинял ей все средства музыкальной выразительности. Ураганные темпы, почти кричащая динамика, al fresco крупный помол – такой подход был характерен не только для него, но и для некоторых маэстро золотой эпохи Метрополитен-оперы, не брезговавших и довольно крупными купюрами ради укорочения вагнеровских спектаклей. Сравнивая его альбомы «Тристана», «Кольца» и «Мейстерзингеров» с исполнениями его современников, например, Шолти, Караяна, Кемпе, Йохума, всегда ощущается значительно большее личное участие, неравнодушие и непосредственность при сохранении традиционной австро-немецкой основательности.
Великолепна была способность Бёма подбирать замечательных вокалистов: в отличие от Караяна (в его поздние годы) он рисковал работать с крупнейшими певцами, не боясь споров или подрыва непререкаемого авторитета. Именно поэтому почти все записи выдержаны на невероятно высоком уровне. Среди них в первую очередь выделяется великолепная живая фонограмма «Тристана», которую можно назвать одной из наиболее удачных среди всех, сделанных на Байройтском фестивале за всю его историю. К интерпретации этой партитуры дирижер подходит совсем не как философ-пессимист или сторонник шопенгауэровского отрицания воли к жизни, пронизавшей музыку оперы, а скорее как непосредственный участник разворачивающейся на глазах зрителей трагедии любви и смерти.
Рихард Штраус
С Рихардом Штраусом Бёма связывали довольно тесные творческие отношения, многие считали его одним из любимых дирижеров композитора, а Штраус, в свою очередь, никогда не выходил из репертуара дирижера. Под его руководством и с лучшими оркестрами Германии и Австрии были неоднократно записаны почти все оперы Штрауса, и каждый из альбомов до сих пор можно считать эталонным. Три знаменитых фильма-оперы («Саломея», «Ариадна на Наксосе» и «Электра») – совершенно непревзойденны во многих отношениях: подобраны буквально лучшие солисты, оркестр номер один в мире и прекрасный режиссер Гёц Фридрих. Настоящим сокровищем для фанатов и профессионалов, приступающих, например, к работе над сложнейшей оперой Рихарда Штрауса, может послужить документальный фильм о записи и съемках «Электры» – последней работы в жизни дирижера. Даже в преклонном возрасте он демонстрировал запредельное мастерство: внимание к деталям, владение тонкой нюансировкой громадного оркестра и обширные познания в области вокала.
В оркестровой музыке Штрауса маэстро все же уступает целому ряду дирижеров и, прежде всего, Клеменсу Краусу и Рудольфу Кемпе. В записях симфонических поэм особенно заметен чрезвычайно сдержанный темперамент Бёма, мешающий выжать максимум из наиболее «отвязных» юмористических и экстатических эпизодов «Тиля Уленшпигеля» или «Альпийской симфонии». То же самое можно сказать и об исполнении двух языческих опер Штрауса – «Саломее» и «Электре»: отточенный и благородный стиль подчас мешает вовсю оторваться в «Танце семи покрывал» и «Шествии Клитемнестры», полных подлинного неистовства и бушующих самыми низменными красками. Рихард Штраус в исполнении Карла Бёма звучит не как прямой наследник Вагнера и яркий представитель музыкального экспрессионизма, а как далекий потомок Моцарта и поборник идеалов красоты венской классической школы.
***
«Оно звучит» – так, по-философски Герберт фон Караян охарактеризовал естественность интерпретации, дирижирования и в целом творческого процесса Карла Бёма. Читателям же я предлагаю самим ответить на особенно актуальный в наше время вопрос: «Звучит ли оно, несмотря ни на что?»
