Персона
Большой разговор о главной премьере Зальцбургского фестиваля – 2024. Постановка оперы Мечислава Вайнберга «Идиот» имела грандиозный успех у публики, а мировая пресса назвала спектакль историческим событием. Тенор Богдан Волков (БВ) рассказал Сергею Буланову (СБ) о своей интерпретации сюжета и образа Князя Мышкина, репетиционном процессе с режиссером Кшиштофом Варликовским и дирижером Миргой Гражините-Тила, череде удивительных совпадений и «знаках судьбы», а также о том, как ему удалось познакомиться с дочерью Вайнберга, которая поделилась с ним последними словами, сказанными ее великим отцом перед уходом из жизни.
СБ Богдан, я думаю, что для всех, кто смотрел спектакль, очевидно: он состоит из множества деталей и подтекстов, о которых мы обязательно поговорим. Однако сначала хочу попросить тебя ответить на два глобальных вопроса. Первый: в 2017 году ты уже пел партию Мышкина в Большом театре, прошло семь лет, как сейчас воспринимаешь эту дистанцию?
БВ У меня есть ощущение некой закольцованности. Моя жизнь после того «Идиота» была интенсивной, насыщенной важными для меня проектами, но я постоянно мечтал вновь встретиться с этой оперой Вайнберга, со своим персонажем. Буквально направлял запрос во вселенную, и поэтому чуть не потерял дар речи, когда в 2022 году мне позвонил Маркус Хинтерхойзер, интендант Зальцбургского фестиваля, и пригласил спеть Мышкина. Не представляю себе лучшего места для осуществления этой мечты. Зальцбург много значит в моей судьбе, я дебютировал там еще в период коронавирусного локдауна, когда Кристоф Лой каким-то чудом поставил наш потрясающий спектакль – Così fan tutte Моцарта.
В 2017 году, впервые встретившись в Большом театре с оперой Вайнберга «Идиот», я был менее опытен, хотя на тот момент уже пел Ленского в спектакле Дмитрия Чернякова. Для меня роль Мышкина, которую мы тогда делали с режиссером Евгением Арье, стала серьезным вызовом: сложная партия и по хронометражу, поскольку почти весь спектакль нужно находиться на сцене, и психологически. В таких операх необходимо убедительно актерски существовать на сцене – только петь и выражать драматическую составляющую голосом недостаточно. Ленский в тот момент помогал мне «встретить» Мышкина. А сейчас я бы провел параллель между Гвидоном и Мышкиным. С одной стороны, эти персонажи на разных полюсах: Гвидон как аутист не способен на открытые эмоции и не может их прямо выражать, а Мышкин, наоборот, человек до болезненности понимающий, чувствующий эмоции и страдания других. Однако все равно эти разные князья похожи, пересекаются.
СБ Как раз мой второй вопрос об этом. Как ты считаешь, почему «Идиот» в Зальцбурге получил настолько широкий общественный резонанс, а не менее мощная «Сказка о царе Салтане» в Брюсселе в постановке Чернякова обсуждалась все же меньше?
БВ Думаешь, с Гвидоном было иначе? Не знаю. Для себя я ставлю их абсолютно на равных. Гвидон – персонаж одного моего полушария, Мышкин – второго. Без Гвидона, возможно, не было бы Мышкина. Скрупулезные репетиции с Дмитрием Черняковым, с которым мы готовили три постановки и несколько возобновлений, дали мне арсенал ключевых навыков. С Варликовским я сейчас работал впервые. Откровенно скажу, не мог даже представить настолько идеальной постановочной команды: по-моему, у нас сошлось все. Кроме того, специально для нашего проекта Sikorski выпустило новое издание «Идиота», партитуру и клавир, где все тщательно выверено. В старых нотах оказалось немало ошибок, поэтому мне приходилось переучивать ряд фрагментов, и это помимо того, что мы впервые поставили и записали максимально полную версию без всяких купюр – музыки оказалось на час больше, чем я исполнял ранее.
СБ Можешь сравнить режиссерские стили Чернякова и Варликовского? Мне кажется, есть много общего.
БВ Возможно, они имеют одни и те же цели, у обоих – психологический театр, но методы и подходы у них разные. Трех режиссеров, которые на меня сильно повлияли, нельзя ни с кем спутать: Черняков, Лой и Варликовский. В спектаклях Чернякова нет ни одного случайного жеста или, например, поворота головы, в первую очередь он требователен к деталям, в совокупности которые срабатывают и, как ни странно, в итоге придают артистам ощущение полной свободы на сцене. С Кшиштофом мы также все подробно обговаривали, но нередко он предлагал импровизировать, несколько мизансцен в ходе репетиций мы меняли, а что-то даже рождалось в последний момент. Например, эпилептический припадок Мышкина, специально перенесенный в нашем спектакле в конец первой части, до антракта, и начинающийся сразу после обмена крестами, но еще до встречи Мышкина и Рогожина с ножом. После обсуждения очередного прогона Варликовский попросил, чтобы я посмотрел, что такое пляска святого Витта. Это нервное заболевание «хорея» (от греч. χορεία – «пляска») – ужасающий симптом некоторых тяжелых болезней мозга, когда возникают беспорядочные движения тела, и человек не может их ни контролировать, ни остановить.
СБ Люди, которые видели проявление эпилепсии в жизни и эту сыгранную тобой сцену в спектакле, говорили мне, что становилось по-настоящему страшно, настолько получилось похоже.
БВ Я никогда в жизни не видел припадков эпилепсии, равно как у меня не было и опыта общения с аутистами перед подготовкой партии Гвидона. В обоих случаях я смотрел много различных видеозаписей и читал научные статьи, но в большей степени полагался на собственную интуицию. Мне не хотелось нарочито изображать натурализм, старался оставаться в рамках конкретного художественного высказывания.
Варликовский сознательно обострял и другие сцены, что создавало потрясающий эффект. Допустим, когда Ганя дал Мышкину пощечину, у Достоевского они потом вдвоем сидят и разговаривают в комнате князя, и Ганя просит прощения. Кшиштоф решил, что в этот момент необходимо присутствие Вари – сестры Гани, поскольку князь так отвечает Гане на извинения: «Вы перед сестрой повинитесь». В романе между братом и сестрой есть огромная напряженность, в опере это остается за скобками, но в нашем спектакле все соединяется. Или когда князь говорит, что «Аглая такая красивая, как Настасья Филипповна», в присутствии всего семейства эта фраза логично становится более обидной не для Епанчиной, которая на нее реагирует по тексту, а для самой Аглаи. Ей ведь был очень симпатичен Ганя, и она бы вышла за него замуж, если бы у него не было плана жениться на Настасье Филипповне.
Несмотря на перегруженность оперы персонажами, Варликовский добавляет еще героев: отца и мать Гани, жену и сына Лебедева, пожилую даму, появляющуюся в месте, похожем на бар-ресторан, лакея в доме Епанчиных. И в таком густонаселенном спектакле каждый имеет важную функцию.
СБ Если переходить к обсуждению трактовок неоднозначного образа Мышкина, на твой взгляд, правы ли те, кто говорят, что все беды в этой истории именно от него?
БВ Мне, читая роман, иногда было тяжело с этим персонажем: ему всегда всех жалко, он постоянно чувствует себя во всем виноватым. В принципе, да, он приехал, и из-за него разрушилась жизнь остальных. Он своей чистотой и добротой осветлял мрак общества, невинно показывал им правду, которую они, наверное, не хотели бы замечать. С другой стороны, тут можно сместить внимание и на Настасью Филипповну. Она понимает, что обречена. И то, что в финале ее убил Рогожин, к которому она убежала от Мышкина, оказалось для нее спасением: она попала в рай как мученица.
СБ Главное чувство Мышкина – сострадание или любовь?
БВ Мне кажется, это составляющие одного целого, но сострадание – ядро того, что мы называем любовью. Оба слова, к сожалению, сейчас абсолютно обесценены. Тем не менее Мышкин поет об этом, и, главное, такие сильные фразы написаны композитором, который прожил тяжелую жизнь: он бежал от нацистов, потерял всю свою семью, погибшую в концлагерях, сам попал в тюрьму, смерть шла за ним по пятам. Он бы мог весь наш мир ненавидеть! Но в конце жизни, в своей последней опере он дает нам надежду на спасение, говорит о красоте, сострадании и любви. Для меня это очень важно, потому что эти слова приобретают невероятную энергетическую силу.
Когда Вайнберг умирал в глубоком забвении, измученный болезнями и не встававший с постели, он однажды указал дочери на полки со своими рукописями и спросил: «Как ты думаешь, об этом когда-нибудь вспомнят?» После премьеры я находился в эйфории, не мог заснуть, и в социальных сетях мне неожиданно удалось найти дочь Вайнберга. Я написал ей – она ответила и рассказала о том случае… Теперь о музыке ее отца говорит весь музыкальный мир, от Зальцбурга до Нью-Йорка. Потом в процессе общения я искренне сказал ей, что если у нее найдется возможность приехать к нам, для всех это будет невероятно вдохновляющим событием. Она не сразу решилась, но в итоге прилетела из Канады, где сейчас живет, на наш последний спектакль! Получилось так, что на премьере у нас был сын либреттиста Александра Медведева, а на последнем спектакле – дочь композитора.
СБ Можно ли Вайнберга ассоциировать с Мышкиным?
БВ Думаю, да. Он поляк. Получается, такой же чужак, который нашел дом в Советском Союзе и пытался заново обустроить свою жизнь. Со стороны людям он казался сдержанным человеком. Естественно, постоянно чувствовал страх, потому что столько всего пережил. Хотя одновременно и радости тоже случались: Вайнберг был дважды женат, можно сказать, любил двух женщин, как Мышкин Настасью и Аглаю.
Расскажу еще одну важную деталь. Не сохранилось ни одной аудиозаписи с речью Вайнберга, но я уточнял у его дочери – он всю жизнь говорил с польским акцентом. Иногда в «Идиоте» слова пропеваются с неправильным ударением, и в одном из таких слов Кшиштоф, который тоже поляк, делал точно такие же ударения, когда читал либретто по-русски. Например, даже в фамилии Лебедев мелодия предписывает постановку ударения на последний слог. В то же время в музыке много медитативности: допустим, Мышкин поет фразу «Как прекрасно(а)», специально как бы зависая на звуке «а», потому что слова закончились, а мысль продолжается. Особая медитативность характерна не только для оперы «Идиот», но также и для симфонической и камерной музыки Вайнберга.
СБ Расскажи о вашей работе с дирижером Миргой Гражините-Тила. Без преувеличений, даже по трансляции можно было оценить феноменальный уровень оркестра.
БВ Да! Она давно и серьезно увлечена творчеством Вайнберга. Тоже очень хотела познакомиться с его дочерью, но в тот вечер после спектакля Мирге нужно было срочно уйти, потому что у нее трое маленьких детей. Однако судьба все равно распорядилась так, что их встреча состоялась. На следующий день мы с Викторией Мечиславовной гуляли по Зальцбургу, зашли во Францисканский собор, где совершенно случайно оказалась Мирга с семьей. В состоянии шока мы не сразу сообразили выйти на улицу, начали общаться, восклицая шепотом от восторга и эмоций.
Мирга, с виду хрупкая девушка, каждый вечер уверенно вела огромный «лайнер» Венского филармонического оркестра. Музыканты чутко играли, и мы абсолютно следовали за ней. В этой музыке ведь очень легко потеряться. Так же и в Большом театре нам помогал дирижер Михал Клауза, даже местами суфлировал. В музыке нет опор на сильные доли, размер меняется чуть ли не в каждом такте, нужно быть максимально сконцентрированным, а это больше всего утомляет мозг. Мирга очень уверенно обеспечивала нашу «навигацию», и в итоге мы со всем справились.
После долгих репетиций я приходил домой и впервые в жизни засыпал в десять часов: не было сил ни на что, даже элементарно поставить телефон на зарядку. Утром просыпался и шел обратно с большим желанием. Все вокруг хотели, чтобы этот спектакль стал особенным. Два месяца в Зальцбурге, говоря словами Мышкина, пролетели как один «бесконечно странный день». До сих пор не совсем понимаю, это мне приснилось или было наяву.
Еще прошло немного времени, ко мне флешбеками периодически возвращаются какие-то мелодии, причем, как всегда, не свои, а других персонажей, но я уже постарался отпустить Мышкина – пусть он отправляется спасать всех нас дальше. Сейчас занимаюсь мирскими делами: убираюсь в квартире, готовлюсь к следующему сезону, учу новый материал, занимаюсь документами.
СБ Прекрасный финал нашего разговора, но я все же должен задать тебе еще один вопрос. Много разговоров о том, что «Идиот» лучше всего отражает нашу современную действительность, в вашем спектакле в частности. Что ты об этом думаешь?
БВ Действие у нас происходит вне времени, и от этого спектакль, оставшись вне контекста истории, намного мощнее и острее действует на публику. Конечно, не случайно наша сценография – это, как говорил сам Варликовский, «пространство, которое задает вопросы». И не случайно мой герой вырисовывает формулы, которые можно считать символом постоянного поиска правильных решений. Я долго думал, какие формулы можно начертить, как и тщательно подбирал шрифт для написания фразы «В торги я не вступаю», поскольку почерк Мышкина должен быть каллиграфическим. И в этом процессе я неожиданно наткнулся на фотографию, где стоит человек, за которым грифельная доска, почти как у нас в спектакле, на доске – формулы Эйнштейна и Ньютона, а вверху написана фамилия Weinberg. Оказалось, что это однофамилец нашего композитора – американский ученый, нобелевский лауреат по физике. Меня такое совпадение очень удивило. Более того, вскоре в одной из его статей, объясняющей, как устроена вселенная, я нашел словно мистическую строчку: «Та же вселенная, которая хаотична, без каких-либо правил и закономерностей, могла бы быть спроектирована идиотом».
