События
Последняя версия 2011 года в театре закончила свой срок в октябре 2020-го. Итальянские художники Эцио Фриджерио и Франка Скуарчапино превратили сцену Большого в роскошное пространство в барочном духе, правда, чересчур помпезное и вычурное. Спектакль больше напоминал показ мод – в итоге получалось, что картинка поглощала музыку и особенно сильно хореографию. Фиолетовый пол с золотыми узорами, «съедавший» ноги артистов, тому подтверждение. Потому возвращение легендарного оформления Симона Вирсаладзе 1973 года (его восстановили Альона Пикалова и Татьяна Ногинова, художник по свету – Михаил Соколов), очень образного, легкого, воздушного, дающего место танцу, можно только приветствовать. Жаль, что части декораций по бокам сцены пока не получилось восстановить – по слухам, их не успели смонтировать.
Симон Вирсаладзе, работавший над «Спящей» в Мариинке (спектакль Константина Сергеева 1952 года, идущий там до сих пор, визуально – чистая сказка), в сотрудничестве с Григоровичем значительно изменил свой стиль. Их первая совместная «Спящая красавица» (1963) была очень минималистичной, здесь главенствовал белый цвет, а сцена в отсутствии декораций практически пустовала. Зато версия 1973 года обрела необходимую стройность и стала компромиссной. Ведь это абсолютная фантазия, где сплелись и барокко, и рококо, а над всем словно витает символистский дух мирискусников. Ключевым моментом декоративной части становится мотив арки, который художник берет из хореографии Петипа и использует в декорации каждого акта в разных трансформациях. Фантазийны и костюмы, в которых сочетаются новации советского времени (к примеру, короткие пачки у балерин), и исторические тенденции эпохи барокко, гениально преломленные Вирсаладзе (например, наряды придворных в финальном акте с плюмажем на головных уборах из эпохи Людовика XIV). Юрий Григорович в своих постановках «Спящей красавицы» также прошел эволюцию: в версии 1963 года была полностью ликвидирована пантомима и характерные танцы, главенствовала исключительно классика, появилось много новых номеров. В спектакле 1973 года балетмейстер в целом опирался на хореографию Петипа. Хотя танцы, созданные Григоровичем, удачно соединились со стилем мэтра. Партия Дезире здесь танцевально насыщенна: балетмейстер подарил герою виртуозные монологи, позволяющие блеснуть техникой. Все это выглядит очень гармонично в целостной картине спектакля. Основой нового возобновления стала последняя версия 2011 года – более компактная и динамичная, чем спектакль 1973-го. Здесь купированы некоторые музыкальные куски и повторы, сокращена сюита исторических танцев во втором акте, максимально сжата «Панорама» – хотя в 1990-х годах ее уже не было (говорили, что утрачены декорации Вирсаладзе к этой сцене). За то, чтобы нынешняя постановка выглядела живо и не утомляла современного зрителя, ратует и верная сподвижница Григоровича Регина Никифорова, которой было доверено восстановить спектакль. И хоть хореограф лично не участвует в возобновлении в силу возраста, Никифорова подтвердила в интервью накануне возобновления, что все детали с Юрием Николаевичем максимально согласовывает.
Обычно вводящая в сон статичностью и медленным развертыванием действия «Спящая» в этот раз была полна невероятного обаяния: в балет вдохнули жизнь и свежесть. Это заслуга, прежде всего, Никифоровой, но и педагогов театра и, конечно, артистов. Спектакль пролетает на одном дыхании и благодаря Валерию Гергиеву, который сильно поднял темпы. Важно отметить и потрясающую проработку динамики – этот фактор лишил интерпретацию налета рутины. При этом хотелось бы большей интонационной чистоты звучания оркестрового коллектива, в этот раз с ней все было не так удачно, особенно у медной группы, которая также порой слишком вылезала на первый план. Волнение было видно, например, и у кордебалета театра, который местами танцевал не без огрехов, не всегда успевая за темпами. В возобновлении на себя обратили внимание персонажи дивертисмента героев сказок в третьем акте (дуэты Белой кошечки и Кота в сапогах, Красной Шапочки и Серого Волка, Золушки и Принца Фортюне). Артисты, исполнявшие данные роли, выложились на все сто, каждый из них разыгрывал неповторимую, уникальную историю. Особенно запомнились мужчины: Георгий Гусев (Кот в сапогах), Никита Капустин (Волк). Хотя были хороши и Дарья Хохлова (Золушка) и Станислава Постнова (Белая кошечка). Одна из уникальных артисток труппы, балерина тысячи и одного нюанса Анастасия Сташкевич в своей хрустальной, изысканной манере танца предстала бесподобной Флориной.
Колоритным и интересным получилось Зло – Денис Савин в партии Феи Карабос. Артист своей пластикой и образом живо напоминал лучших интерпретаторов партии в постановке Григоровича – Владимира Левашева и Юрия Ветрова – и абсолютно не уступал им в масштабе и силе трактовки. Карабос царила на сцене, подчиняя пространство себе, а ее развевающийся красный плащ, отороченный мехом, словно запутывал людей в царство мрака. Но главное лицо балета, конечно, принцесса Аврора, партия которой является жемчужиной творчества Петипа. Она оказалась под силу дебютантке Елизавете Кокоревой, пожалуй, самой яркой балерине молодого поколения Большого. Хрупкая, утонченная танцовщица воплотила в своей интерпретации идеал русского рококо – куртуазного стиля, не исключающего, однако, задушевности. Все это было в ее принцессе с милой, очаровательной улыбкой: героиня Кокоревой в первом акте одновременно и смущалась всеобщего внимания к своей персоне и при этом жаждала его, наслаждаясь интересом к ней со стороны четырех принцев. Во втором акте Кокорева предстала безмолвным призраком-видением, ускользающим от взора Дезире, тогда как в финальном действии балерина не педалировала мажорную торжественность, столь слышимую в музыке адажио Чайковского, ее танец звенел тихой радостью. Артистка ни на йоту не погрешила против стиля балета, ее танец был по-взрослому выразителен, красив и музыкален, Кокорева выглядела очень уверенно. Это касалось всех хрестоматийных и важных эпизодов ее партии, например, адажио с принцами, где танцовщица демонстрировала отличный баланс, или финальной вариации, где балерина по-настоящему «плела кружева», радуя пластической свободой, четким ощущением каждого нюанса, заложенного в тексте.
