Мистерия звуков и слов События

Мистерия звуков и слов

В Петербурге Теодор Курентзис отметил юбилей Шнитке

В Большом зале Петербургской филармонии под управлением Теодора Курентзиса прозвучал Хоровой концерт Альфреда Шнитке на слова Григора Нарекаци. Вечер стал открытием 20-го сезона оркестра и хора musicAeterna, с 2019 года имеющих собственную резиденцию в северной столице.

Концерт для хора Альфреда Шнитке – сочинение по-своему знаковое. Написанный в 1985 году, он стоял у истоков духовного ренессанса в отечественной культуре, ознаменованного обращением ряда композиторов к духовной проблематике. Погружаясь в текст средневекового поэта, Шнитке аккумулировал в своей музыке ряд важных тем, всколыхнувших тогда общество: сомнение и вера, отчаяние и надежда, уныние и упование. Энтузиазм, с которым первые исполнители – Государственная академическая капелла под управлением Валерия Полянского – и публика в свое время восприняли это сочинение, был огромен, а появившаяся вскоре пластинка с записью стала настоящим бестселлером.

Курентзис впервые обратил внимание на этот шедевр Альфреда Шнитке еще в нулевые годы в Сибири, находясь на посту главного дирижера Новосибирского оперного театра, и с той поры периодически обращался к этой музыке. Под управлением Теодора Иоанновича этот концерт звучал и в стенах Большого зала Петербургской филармонии десять лет назад, в апреле 2014 года. Это было первое появление уже снискавшего славу дирижера в легендарных стенах в статусе руководителя собственного коллектива, приписанного еще к Пермскому оперному театру. Маэстро тогда решил поэкспериментировать с пространством. Он стоял прямо посреди зрительного зала, в центральном проходе, и колдовал перед расположенным на авансцене хором, эффектно расходившимся в галереи на заключительном «Аминь». Участие в том концерте Театра хоровой музыки Саратовской филармонии под управлением Людмилы Лицовой, сотрудничающего с Курентзисом еще с новосибирских времен, оказалось совершенно естественным, поскольку дирижер действительно добавил элемент действа в положенные Шнитке на музыку древние гимны. На этот раз все прошло академично и строго: приехавший снова для усиления состава хора musicAeterna саратовский коллектив стоял на сцене с остальными участниками исполнения, а склонный к широким жестам и аффектации Курентзис был довольно сдержан, сосредоточившись больше на материи звука, нежели на внешних эффектах.

Уже с первых звуков дирижер обозначил свой подход и манеру, выдержанную на протяжении всего произведения. Открывающие концерт слова «О, Повелитель сущего всего» были спеты с подчеркнутой артикуляцией, остановкой на ударном слоге и последующем динамическом филировании. Прозрачность фактуры, переливающееся мерцание фона, обрамляющего прихотливые мелодические линии, агогические замедления и ускорения, зависящие от строения предложений и фраз, – все это придавало музыке Шнитке некоторую отстраненность и холодность. Теодор Курентзис творил собственную мистерию, отталкиваясь от текстов средневекового монаха и музыки Шнитке. Слова молитв распадались на маленькие фрагменты, вычищенные и отполированные до блеска. Форма словно бы лепилась по ходу движения, подобно тому как плывущие весной по реке льдины складываются в самые разные причудливые сочетания. Пребывая в потоке, дирижер как будто рисовал картины или лепил рельефные орнаменты, то сгущая краски или уплотняя материал, то, наоборот, разрежая и делая звук еле слышным. Повторения фраз обычно строились по принципу барочной террасной динамики – объект и его тень. Любимые Шнитке сонорные каноны, когда мотив повторяется у других голосов через краткий промежуток времени, обрастая как снежный ком, мерцали подобно граням хрустального кристалла, кульминации нигде не давили своей массой, а возникали за счет более острой атаки, когда слова чуть ли не скандировались. В отдельных случаях слова словно распадались на фонемы, то звонкие и ясные, то, наоборот, шипящие. В третьей части концерта, самой развернутой и масштабной (именно с этого гимна Шнитке начал создание своего концерта), даже сложилась своя драматургия на уровне фонем. Шипящие и цокающие согласные «Всем тем, кто вникнет в сущность скорбных слов» с подчеркнутыми «с» и «щ» пронзались распеваемыми долгими гласными – протяжными вокализами на звук «о» у теноров. Вторая и четвертая части получились более медитативные и внутренне спокойные, образуя арку, где по краям с одной стороны была острая секунда (вторая часть), а с другой – благостное мажорное трезвучие (финал). Не прибегая в этот раз к сценическому эффекту удаления хористов, Теодор Курентзис постарался растянуть пространство за счет динамики и метроритма, и, надо сказать, ему это удалось. Зал замер, погрузившись в растекающиеся волны звука, получив свою порцию катарсиса, и взорвался после исчезнувших на грани слышимости нот громкими аплодисментами. Однако, в отличие от случившегося десять лет назад концерта, когда хор еще добавил к Шнитке фрагменты из «Королевы индейцев» Пёрселла, бисов не последовало. Дирижер решил не нарушать состояние внутреннего созерцания, тем более что совсем скоро, в конце сентября, musicAeterna во главе со своим художественным руководителем снова появится на той же сцене Большого зала филармонии, чтобы исполнить Пятую симфонию Малера.