Прогулка
На карте гастролей Малера-дирижера есть географические координаты, по которым проходит условная восточная граница его концертной деятельности и перемещений, не связанных с его профессиональной активностью, — это две российские столицы, Москва и Петербург. Глубже, в направлении Урала, Сибири и Азии, он никогда не путешествовал, да и первая поездка в 1897 году в Россию казалась предприятием в некоторой степени авантюрным, хотя и подкрепленным приглашением Императорского Русского филармонического общества. Малер приехал вскоре после тотальной, беспрецедентной для страны переписи населения, инициированной родителем отечественной статистики Петром Семёновым-Тян-Шанским. До этого момента молодой император Николай II, вступивший на престол в 1896 году, не имел даже приблизительного представления о том, сколько у него подданных и каков род их занятий. Проведение переписи обошлось казне в семь миллионов рублей, но благодаря полученным сведениям мы знаем о том, какой была Москва в конце XIX века.
Город стремительно рос за счет присоединения соседних слобод и сёл и вскоре превратился в мегаполис с населением, превышающим миллион жителей. К 1897 году относится правительственная разработка плана строительства Московской окружной железной дороги, в то же время Савва Мамонтов добивался высочайшего разрешения на прокладку нового 130‑километрового железнодорожного пути в Савеловском направлении; оставалось несколько месяцев до судьбоносной встречи театрального режиссера Константина Станиславского и педагога и драматурга Владимира Немировича-Данченко в ресторане «Славянский базар» на Никольской улице. К концу года в Москве заработал первый стационарный синематограф — «Электрический театр» в Верхних торговых рядах (современный ГУМ) на Красной площади. Сеансы шли ежедневно, каждые полтора часа. За месяц до этого состоялся пуск первой очереди ГЭС‑1 на Раушской набережной — электростанция функционирует и в наши дни, более того — именно она снабжает электричеством Кремль и Госдуму.
Первое упоминание о предстоящем посещении Густавом Малером Москвы появляется в его переписке в феврале 1897 года — композитор сообщает немецкому музыковеду Артуру Зайдлю о том, что вскоре отправится в турне по ряду городов — в их числе не только европейские Будапешт и Мюнхен, но также российские Москва и Петербург. Столичный концерт не состоялся, но в Москве Малер — еще не руководитель Венской оперы, но скромный первый дирижер Городского театра Гамбурга — все же выступил. К путешествию в царскую Россию он готовился с особой тщательностью, подбирая гардероб в соответствии с суровым климатом. Об этом известно из письма, адресованного протеже и возлюбленной (на тот момент) композитора певице Анне фон Мильденбург: «Больше всего хлопот у меня из-за шубы, в которой я поеду. Столько беготни, чтобы ее раздобыть, — меня это просто бесит. Я тебя горячо целую, моя дорогая Аннерль, и прижимаю к сердцу. Сразу же напиши мне в Москву».
Первое впечатление от Москвы могло бы быть ярче, если бы не терзавшие Малера приступы мигрени. В день своего приезда он отправил несколько писем — не только фон Мильденбург, но и своей сестре Юстине. Ей он тоже вкратце сообщил о том, как добрался до «златоглавой», и не преминул пожаловаться на изводивший его недуг. «На вокзале меня встретил камердинер из оркестра — он узнал меня по фотографии, которую держал в руке, и говорил только по-русски. Я — богемец [böhmisch] — и, наконец-то, это сработало — [мы поняли друг друга]. Как хорошо, что я заранее позаботился о том, чтобы взять с собой шубу и галоши. Здесь пользуются только открытыми санями, даже несмотря на мороз, поэтому по дороге сюда я замерз. Но как чудесна эта тишина! Никакого шума экипажей. Этот дивный воздух», — сообщал Малер сестре.
Следующие послания Малера были им написаны уже на бланке гостиницы «Континенталь», название которой присутствовало на карте Москвы на протяжении полутора столетий. После Отечественной войны 1812 года архитектором Осипом Бове был разработан план архитектурного ансамбля Театральной площади, и здание будущего отеля составляло его неотъемлемую часть. Предназначение дома под номером 3/6 многократно менялось — в разные годы здесь располагались Сенатская типография, школа Дмитрия Ухтомского, штаб корпуса жандармов. В 1880‑х сооружение перешло в собственность потомственного почетного гражданина Николая Журавлева и претерпело этап реконструкции, осуществленной Алексеем Белоярцевым с учетом дальнейшего использования под гостиничный формат. «Континенталь» заполучил выгодное месторасположение — рядом с Большим театром и прямо напротив Дома Благородного собрания (о нем мы скажем чуть позже). В октябре 1917 года отель стал опорным пунктом защищавших Кремль отрядов белогвардейцев, а после революции превратился в третий Дом-коммуну Центрального комитета большевиков, позднее — в двадцатый Дом Советов. Этот образец московского ампира украшал центр города вплоть до 1972 года — когда встал вопрос о расширении территории гостиницы «Москва», исход дела был предрешен.
В первопрестольной Малер пробыл всего пять дней, но и этого времени ему хватило, чтобы почувствовать особую атмосферу места. 15 марта, после генеральной репетиции он отправил фон Мильденбург очередную весточку: «Целыми днями шатаюсь повсюду. Город на вид очень хорош, только люди почти по-южному оживленные! Но невероятно набожные. На каждом шагу — икона или церковь, и все, проходя мимо, останавливаются, бьют себя в грудь и крестятся по русскому обычаю». Здесь необходимо упомянуть об одном событии, сыгравшем в творческой жизни композитора существенную роль. Накануне своих первых международных гастролей — 23 февраля 1897 года — Малер перешел в христианство — обряд совершил викарий Зыгмунт Свидер в гамбургской Кляйнекирхе святого Михаила, крестным отцом выступил местный сапожник Теодор Мейнберг, волонтер в Комитете по защите немецких эмигрантов. Приверженность католической конфессии — таково было условие властей, готовых предоставить 36‑летнему уроженцу Богемии пост директора Венской оперы. Крещение Малера остается спорным вопросом для музыковедов: одни придерживаются версии о чисто формальном религиозном обращении, в то время как другие (среди них, к примеру, автор биографии Малера Йенс Фишер) приводят достаточно убедительные доводы того, что влияние христианской традиции на самого Малера и его сестер было достаточно велико. Достаточно вспомнить о глубоком интересе композитора — не надуманном и не конъюнктурном — к христианской идее, воплощенной музыкальными средствами во Второй симфонии «Воскресение».
В Москве Малер наверняка прогуливался в окрестностях «Континенталя» по Большой Дмитровке и слышал звон колоколов в ту пору еще действовавших храмов упраздненной Георгиевской монашеской обители (первого родового монастыря дома Романовых). Одноименная каменная пятиглавая церковь в какой-то момент стала приходской для артистов Большого и Малого театров, ее настоятель, священник Иван Никольский, преподавал закон Божий в Императорском театральном училище на Неглинной. После революции, однако, сосуществование на смежной территории зрелищных искусств и религиозной обрядовости привело к необратимым последствиям и уничтожению последней: на месте культовых сооружений — Георгиевской (летней) и Казанской (зимней) церквей — решили организовать театральные мастерские. Впоследствии этот участок земли был отдан под типовую советскую школу.
Тут же, поблизости, недалеко от другой несохранившейся церкви, святой Параскевы Пятницы (снесена в 1928 году), располагалась бывшая усадьба московского главнокомандующего — князя Василия Долгорукого-Крымского, приобретенная после кончины покорителя полуострова Дворянским (позднее — Благородным) собранием. Старый двухэтажный дом использовался как жилой. По проекту Матвея Козакова здание было перестроено, расширено и переориентировано парадным фасадом и центральным ионическим и двумя тосканскими пилястровыми портиками в сторону Большой Дмитровки (отреставрировано после пожара 1812 года учеником Козакова, Алексеем Бакаревым). Основное пространство занял огромный бальный зал с величественными коринфскими колоннами вдоль стен. Пятнадцатого марта 1897 года здесь состоялось Восьмое симфоническое собрание Филармонического общества под управлением Густава Малера. Сейчас это с трудом укладывается в голове: столь скоро славные дни бывшей усадьбы выдающегося военачальника оказались погребены под тяжестью политических событий ХХ века с его бесконечными съездами, митингами, церемониями прощания — с членами политбюро, вождями, генсеками, лидерами партий. А между тем во второй половине XIX века с залом Благородного собрания ассоциировались имена Чайковского, Римского-Корсакова, Рахманинова, Листа, Шаляпина, Гольденвейзера.
Накануне концерта Малер посетил вечернюю репетицию в Московском отделении немецкого мужского хорового общества «Лидертафель» в Русской палате гостиницы «Славянский базар». Здесь он встретился со своим коллегой Артуром Никишем («Наконец-то я смогу сказать хоть слово по-немецки», — писал Малер Анне фон Мильденбург), одним из крупнейших дирижеров конца XIX — начала XX века, ярким представителем романтического направления в исполнительском искусстве. Как отмечает Инна Барсова, чтобы придать торжественность встрече иностранных гостей с членами общества «Лидертафель», на репетицию хора были приглашены также русские музыканты — виолончелист Анатолий Брандуков, скрипач и дирижер Василий Безекирский и финский виолончелист Оссиан Фострём. Посещение этой репетиции Малером и Никишем было отмечено в юбилейном издании к 50‑летию деятельности общества «Лидертафель» как особо знаменательное событие.
«Славянский базар» стал центром общественной и культурной жизни Москвы благодаря успешному коммерсанту Александру Пороховщикову. Купец-миллионщик превратил ветшающее здание на Никольской улице в шикарный гостиничный комплекс премиум-класса для приезжих на 68 номеров с концертным залом, кабинетами для переговоров и обедов, с магазинами. Перестройка была поручена архитектору Роберту Гёдике, академику, профессору Императорской Академии художеств — в Москве он, представитель архитектурного ретроспективизма, прославился именно как автор проекта «Славянского базара». Гостиница функционировала и в качестве музыкального клуба, в стенах которого проходили также лекции ученых, театральные перформансы. В 1887 году здесь чествовали Чайковского по случаю премьеры его оперы «Черевички», в 1890‑м — давали банкет в честь чешского композитора Антонина Дворжака. Отель «Славянский базар» имел премиальный статус и ориентировался в основном на обеспеченных постояльцев — золотопромышленников, правительственные чины, крупных землевладельцев, но случалось сюда попасть и представителям творческой интеллигенции (Чехов, Чайковский, Римский-Корсаков, Стасов). После революции в пространстве «Славянского базара» располагались различные учреждения и театральные труппы. В наши дни в правой части здания бывшей гостиницы работает филиал Большого театра — бывший театр Бориса Покровского.
Густав Малер остался доволен своим российским дебютом, хотя и попенял на «недисциплинированную и не очень внимательную публику». Программа абонементного вечера была довольно объемной и разнообразной: в ней Пятая симфония Бетховена, «Зигфрид-идиллия» и увертюра к «Риенци» соседствовали с ля-бемоль-мажорным Фортепианным концертом Антона Симона (солист — французский пианист Виктор Стауб) и вальсом Джульетты Гуно (солистка — Варвара Антонова). Известно также о том, что Стауб исполнил Венгерскую рапсодию № 11 Листа, один из вальсов Шопена и Вальс Морица Мошковского в качестве биса.
В 1903 году Императорское Русское музыкальное общество выразило желание пригласить Малера — уже в статусе главы Венской придворной оперы — на выступления в Москве, но тот не решился повторить путешествие на Восток (как предположила Инна Барсова, из-за накалявшейся политической обстановки). Впрочем, с ангажементами дирижера, еврея по происхождению, все складывалось не так уж гладко, о чем можно судить, в частности, по корреспонденции Василия Сафонова, директора Московской консерватории (1889–1906). К Малеру относились неоднозначно, так как видели в нем амбициозного конкурента Ганса Рихтера. «Очевидно, ему à tout prix желательно появиться у нас в этом же сезоне, хотя бы в экстренном концерте. Этому плану я, ценя и уважая Рихтера, категорически отказываюсь содействовать, и Вам от души советую не предпринимать ничего для Малера, в этом сезоне, по крайней мере, чтобы не дать венской прессе раздуть Малера и в этом направлении. Заслуги Рихтера слишком велики, чтобы мы впутывали себя в местную интригу, для меня очевидную, против этого достойного деятеля. Поэтому если к Вам обратятся агенты с предложением Малера, пожалуйста, отклоните их поползновения, тем более что сезон у нас действительно составлен как следует», — предостерегал Сафонов Цезаря Кюи. Тем не менее творческая связь венского дирижера с Россией не оборвалась.
Гостиница «Континенталь» Театральная площадь, 3/6
(не сохранилась)
Зал Благородного собрания Охотный ряд, 3
«Славянский базар» Никольская улица, 17
Со столицей имперской России у Малера сложились более тесные отношения, чем с Москвой, — он дважды приезжал в город на Неве (в 1902 и 1907 году), готовый мириться со всеми несовершенствами, включая специфический ладожский климат, который, как ни странно, находил вполне приятным. Возможно, симпатия Малера к Петербургу подкреплялась еще и семейными узами: здесь проживал его племянник Густав Георг Франк, тоже представитель творческой профессии — гравер, портретист и иллюстратор. В Петербург он перебрался по приглашению Управления государственных бумаг, в его обязанности входило художественное оформление царских банкнот.
Второму визиту Малера в Россию предшествовало важное событие: накануне отъезда директор Венской оперы сочетался браком со своей возлюбленной Альмой Шиндлер. Гастроли — фактически деловая поездка — совпали со свадебным путешествием, в которое Малер взял свою 22‑летнюю супругу. Рано утром 11 марта (по другим источникам — вечером 10 марта) 1902 года, через двое суток после венчания в Карлскирхе, новобрачные сели в поезд и отправились на восток. В комфортабельных вагонах Северного экспресса было невероятно душно, и Малер, борясь с очередным приступом мигрени, выскакивал на станциях без верхней одежды, в результате чего заработал простуду и прибыл в пункт назначения с лихорадкой и кашлем. Густав Франк встретил своего родственника и его жену на платформе. Справившись с недугом, Малер первым делом посетил Эрмитаж, о чем лаконично, но эмоционально сообщил в письме Юстине: наибольший интерес в художественной императорской коллекции для него представляли полотна голландских мастеров, и в особенности Рембрандта. Альма была полна энтузиазма в отношении местных театров, но в дни Великого поста они были закрыты. Сохранились сведения, что Малеры все же попали в оперу, на постановку «Евгения Онегина». Очарованные пышными дворцами Петербурга, его широкими проспектами, элегантностью мостов, они катались на санях по замерзшей Неве и с удивлением наблюдали, как трамваи бегут по обледеневшим рельсам.
Два концерта Малера в Петербурге проходили в сверкающем белизной зале Дворянского собрания. На афишах присутствовало также имя второго дирижера, Эдуарда Крушевского — заслуженного артиста Императорских театров, родом из Варшавы. В его компетенции находились сочинения, предназначенные для сольного инструмента с оркестром. Малер брал на себя симфоническую программу, основу которой составляла музыка Моцарта, Бетховена и Вагнера. Альма сидела за кулисами и с волнением наблюдала за работой своего супруга: она считала, что лицо Густава во время исполнения становилось «божественно прекрасным». Ей удалось подслушать диалог двух людей, изъяснявшихся по-французски: они сошлись во мнении, что темпы Малера в «Героической» симфонии Бетховена и в соль-минорной Симфонии KV 550 Моцарта «радикально отличаются от традиционных, но его интерпретация столь же прекрасна, сколь и нова». Отсутствие у русской публики предубежденности пришлось Альме по душе. «Вся сила [строгого маленького человека в очках, внешне похожего на священника], кажется, сосредоточена в его пронзительных, неотразимых глазах, гипнотизирующих музыкантов оркестра Мариинского театра», — отзывались о концерте «Санкт-Петербургские ведомости». Николай Соловьев, один из ведущих столичных критиков, сравнил Малера с «верховным жрецом, совершающим священный обряд», и назвал его «строгим художником», «врагом поверхностного эффекта».
Концерт 27 марта — с произведениями Гайдна, Вебера и Вагнера — по сведениям, опубликованным в сборнике писем Малера под редакцией Инны Барсовой, состоялся в зале Городского кредитного общества — первого в стране негосударственного учреждения ипотечного кредитования. Проект здания, воздвигнутого в самом центре города, рядом с Александринским театром, разработал мастер не самого популярного, но чрезвычайно интересного кирпичного стиля Виктор Шрётер, один из самых прогрессивных зодчих своего времени. Строительство началось в 1876‑м и завершилось через три года. Соседство с Александринкой и Императорской публичной библиотекой определило использование зала общих собраний, занявшего третий этаж. По своему прямому назначению он использовался крайне редко, поэтому его приспособили для концертов, литературных и благотворительных вечеров. В числе именитых деятелей, выступавших здесь, были Мусоргский, Бунин, а также Достоевский — писатель, который так же остро, как и Малер, переживал трагический разлад человека с миром.
Эрмитаж Дворцовая площадь, 2, Дворцовая набережная, 38
Мариинский театр Театральная площадь, 1
Зал Дворянского собрания (ныне — Петербургская филармония) Невский проспект, 30
Кредитное общество Площадь Островского, 7
Продолжение следует
