События
Если учесть, что свою новейшую историю оперный театр в Осло ведет с 2008 года, когда открылось грандиозное новое здание Оперы, ставшее в этой части света архитектурной рифмой знаменитой Сиднейской оперы, можно лишь восхищаться интенсивностью освоения оперно-балетного репертуара и широте его охвата. С 1959 по 2008 год Норвежская опера (первым директором которой была Кирстен Флагстад) обитала вместе с драматическим театром на сцене Folketeateret, куда сегодня народ идет за мюзиклами. Как и в столице Австралии, где театр стоит на берегу залива, Опера в столице Норвегии тоже горделиво красуется на берегу Осло-фьорда, вдающегося в залив Бьорвика. В Сиднее это гигантская раковина причудливой формы, в Осло – громадный многоярусный айсберг, на крышу которого можно преспокойно и беспрепятственно взбираться и днем, и ночью, делая селфи в разных позах и мечтая быть ближе к небу. Его заостренные очертания очень сильно напоминают события картины Каспара Давида Фридриха Eismeer («Северный Ледовитый океан»), вызывая бурю соответствующих эмоций, ассоциаций и желаний. За шестнадцать лет внутри этого айсберга причудливой формы появились и Верди, и Монтеверди, и Россини, и Пуччини, и Глюк, и Бриттен, и Стравинский, и Чайковский, и Шостакович, и много кто еще. В Норвегии нет не только подобных этому, но и никаких других оперных театров вообще. В Бергене есть Grieghallen, где могут и регулярно ставятся оперные спектакли, но это все же всего лишь многофункциональный большой современный концертный зал. Поэтому Опера в Осло – главный скандинавский флагман, оставляющий по эффектности здания и в Хельсинки, и в Копенгагене, а в Стокгольме опера уже много лет теснится пусть в красивом «старинном многоярусном», но маленьком театре.
Для понимания эстетики большинства постановок Норвежской Национальной оперы, достаточно оглядеться вокруг, где почти впритык – суперсовременное здание музея Мунка, через дорогу – грандиозная, словно вверх тормашками деконструктивистски поставленная Публичная библиотека Осло или Библиотека Дейкмана, открывшаяся в 2020 году. А уж если вам довелось побывать в парке Экеберга, где природа и пластические искусства породнились навсегда, где расставлены, разложены, развешены более 40 скульптур разного жанра, веса, цвета таких авторов, как Луиза Буржуа, Дэмиен Хёрст, братья Чепмены, Ботеро, Дали, Марина Абрамович и многих других, вы думаете, что только так и можно мыслить и чувствовать пространство и время. Всему старому и благородному, которого здесь очень много, особенно роскошного северного модерна, тоже полнейший респект, но в приоритете здесь все новое, новейшее, суперсовременное, как, например, и ультрамодные жилые районы рядом с оперным театром. Поэтому ничего ретроградного на сцене Operaen увидеть невозможно, да и, честно говоря, не очень хочется. То, что здесь происходит, является продолжением того, что беспокоит современных норвежцев. Так было на «Военном реквиеме» Бриттена, где надпись NO WAR казалась граффити с привокзальной улицы; в «Орфее и Эвридике» Глюка путь в Элизиум был очередью на посадку в аэропорту, а в «Возвращении Улисса на родину» Монтеверди семейные сцены казались списанными с теленовостей. Так случилось и на «Похождениях повесы» Стравинского, все происходящее в которых – плод воображения Тома, причем воображения больного – пациента психиатрической клиники.
Последний раз «Похождения повесы» в Осло слышали аж в 1964 году и всего один раз. Поэтому за шестьдесят лет партитуру успели основательно забыть. Но в руках многоопытного Кирилла Карабица музыка Стравинского обрела новое, очень уверенное и глубокое дыхание, словно бы всегда жила в этом оперном доме. Вместе с режиссером Видаром Магнуссеном им удалось создать очень цельную, многослойно-ассоциативную, полную контрастных рельефов историю, существующую в едином темпоритме притчевых метаморфоз. Для режиссера это была всего вторая встреча с коллективом Норвежской оперы. Он дебютировал здесь в оперетте «Орфей в аду» Оффенбаха. Видара знают здесь, прежде всего, как комического актера, а также постановщика мюзиклов. Однако сказать, что своими «Похождениями» он дал повод громко смеяться, вряд ли можно, особенно учитывая трагический финал, отославший к «Полету над гнездом кукушки»: безнадежно больной Том был задушен подушкой Ником Шэдоу. Режиссер, похоже, сковырнул больные мозоли на теле норвежского общества, включая волнующую общественность тему роспуска многих душевнобольных из клиник по домам в результате реформ. Хор (блистательная работа хормейстера Стефана Харриса) вышел здесь в бирюзовых халатах и сразу сел на процедуры в расслабляющие ванны, а после сцены аукциона вышел в синих париках и раздражительно желтых цыплячьих костюмах с крылышками. Но вспышки судорожного смеха сопровождали спектакль время от времени, норвежцы и от оперного жанра тоже ждут повода непременно посмеяться. Кульминацией стал исступленный танец отчаявшейся Бабы-турчанки, явленной здесь, как полагается, с бородой и напомнившей танцы Кончиты Вурст на Евровидении. Меццо-сопрано Туне Куммервольд блистательно справилась с вокально-хореографической задачей. Явлением мира хищного шоу-бизнеса предстала и Матушка Гусыня с пышными формами и агрессивным блеском кровавого платья с глубокими разрезами сверху и снизу, и еще одна норвежская меццо Астрид Нордштад тоже бесстрашно произвела своим вальяжным появлением эффект секс-бомбы, хозяйки мира. По контрасту с этими исчадиями ада платье и шляпка Энн были словно срисованы с идиллических английских пейзажей эпохи Хогарта. Сценография Йермунда Андресена и анилиновые цвета костюмов Кристины Ловери не оставили сомнений, что перед нами – слегка меланхоличная сатира на нравы современного общества, которому они вместе с режиссером поставили диагноз тяжелого психического недуга, замешанного на инфантилизме и неумеренном консьюмеризме. Серо-зеленые стены сценической конструкции-карусели с несимметричными окнами вмиг напомнили дизайн модного квартала по соседству, как и в интерьерах несложно было разглядеть начинки фешенебельных квартир. И все же острота социальной повестки отступала на задний план всякий раз, когда звучали голоса Тома, Энн и Ника в превосходном исполнении Томаса Аткинса, Мари Эриксмуэн и Александра Нора, представшего здесь фантастически обаятельным желто-оранжевым огненным дьяволом с задиристым коком, пока Том силой любви не обуглил его до истинной черной адской сущности.
