События
«Нет ничего смешнее несчастья», – восклицает один из четырех персонажей единственной оперы Куртага, и новая постановка этой камерной постапокалиптической истории на сцене Венской оперы исправно работает на этот тезис: клоунские парики, комическая пантомима в духе чаплинских гэгов, перекошенный дверной проем и косая крыша кривого пространства, которая периодически еще и «съезжает» куда-то вбок (что ж, можно ее понять).
Мировая премьера «Конца игры» (Fin de Partie) по одноименной пьесе Сэмюэля Беккета состоялась в Милане в 2018 году, и с тех пор опера проживает неплохую сценическую жизнь: в 2019 году ее поставили в Амстердаме, в 2024-м – в Дортмунде и Вене, на 2025 год запланировала премьера в Берлине. К моменту постановки оперы в театре Ла Скала живому классику уже было 92 года, с тех пор прошло еще 6 лет, и, к сожалению, здоровье не позволяет ему присутствовать на постановках оперы лично. Что не мешает ему каждый раз вносить правки в партитуру – версию 2018 года композитор принципиально обозначил как versione non definitiva (дирижер венской постановки Симона Янг поделилась одной из таких корректур: во время их встречи в Будапеште обожающий ударные инструменты Куртаг вдруг понял, что в оркестре не хватает вуд-блоков – их тут же внесли в партитуру).
До премьеры в Милане композитор работал над оперой долгих восемь лет (одним из главных двигателей этого процесса был Александр Перейра, который в 2013 году ушел с поста интенданта Зальцбургского фестиваля, чтобы возглавить Ла Скала, захватив с собой и оперный проект Куртага), а первые мысли о ее написании пришли ему еще в 1957 году, когда он увидел постановку абсурдно-бессюжетной пьесы Беккета в Париже. По словам самого композитора, он тогда еще плохо владел французским языком и понял далеко не все, но тут же купил издание пьес Беккета. В итоге Куртаг использовал примерно половину всего текста пьесы, вставив в начале в качестве эпиграфа стихотворение Беккета Roundelay, а стандартно оперные формы заменил аналогами из драматического театра: пролог, монолог, диалог, эпилог и пантомима.
Так же, как и в пьесе Беккета, в опере Куртага всего четыре персонажа: сидящие в мусорных баках престарелые мать (Нелл) и отец (Нагг), их слепой, прикованный к инвалидному креслу сын (Хамм) и слуга (Клов). В опере нет ни сюжета, ни действия, нет прошлого и будущего, лишь одно бесконечно длящееся настоящее, запертое в рамки клаустрофобичного пространства. Мы знаем лишь, что «снаружи смерть», что «вот раньше-то была жизнь», а все повествование строится из ошметков разрозненных воспоминаний, бессмысленной перебранки Хамма с Кловом и нескончаемого монолога слепого Хамма, напоминающего читку графоманского романа.
При этом все члены семейства не только заперты внутри этого странного пространства, но и лишены возможности физического взаимодействия друг с другом: Хамм не может встать с кресла, а отец и мать не в состоянии дотянуться друг до друга даже для поцелуя. Лишь слуга Клов в комичном раздражении бесцельно слоняется от одного к другому.
Оперная партитура Куртага – идеальное музыкальное воплощение распадающейся реальности: обрывочные мотивы, повисшие интервалы, хлюпанье духовых, хлопание и треск ударных. Куртаг умело соединяет плотную насыщенность музыкального развития с внятной тембральной прозрачностью. Оркестр и голоса солистов образуют единый звуковой поток, плотно спаянный воедино (многие пассажи вокальной партии дублируются в оркестре).
Как сообщает буклет постановки, автору пьесы было важно, чтобы его тексты цепляли зрителя не содержанием, но действовали ему на нервы, и в этом смысле музыка Куртага воздействует на слушателя именно так, как мечтал бы о том Беккет: навязчивые ритмы, неожиданно повисающие консонансы, настырный народный мотивчик у баянов создают бередящий звуковой образ. Не имея возможности зацепиться за сюжетную канву (ее нет) или причинно-следственную связь происходящего (ее тоже нет), зритель останется один на один с этим звуковым миром, в той же клаустрофобичной западне, в которой находятся герои оперы (единственным логичным выходом из нее некоторым посетителям партера показалось только бегство из зала – скорее всего, это держатели оперных абонементов, не вникнувшие в программку).
Не считая этих чувствительных беглецов, более подготовленная морально венская публика приняла постановку с восторгом – все четыре солиста заслужили шквал аплодисментов, и есть за что: сложнейший интонационно и ритмически (в полуторачасовой партитуре как минимум двести смен размера) материал исполнен с точностью и пониманием. Матовый альт Хилари Саммерс (Нелл) соединяется в трогательно-лирическом дуэте с беспокойным тенором Чарльза Уоркмана (Нагг). Австрийский баритон Георг Нигль абсолютно прекрасен в роли пародийно-буффонного слуги – его артистическая харизма в связке с солидным опытом исполнения современной музыки – беспроигрышный вариант. И, конечно, отдельного комплимента заслуживает молодой канадский бас-баритон Филипп Слай в роли эксцентричного Хамма (венцам он знаком в роли Лепорелло в недавней постановке Барри Коски) – он не только замечательно справляется со своей партией вокально, но, не имея возможности сдвинуться с места, физически «проживает» музыкальное содержание оркестровой партитуры.
Это активное сценическое проживание музыкального текста, собственно, и лежит в основе постановки, которая намеренно не перегружает зрителя наносными трактовками. Композиторская «режиссура», которой так славится Куртаг, представлена здесь в самом буквальном смысле: мастер умной комедии немецкий режиссер Герберт Фрич внимательно следует за музыкой, как уличный мим, передразнивающий прохожих. Мимикой, жестами, подтанцовкой солисты «зеркалят» фонтанирующую звуковыми трюками партитуру, мастерски исполненную Венским филармоническим оркестром под сконцентрированным и вместе с тем ярко-театральным управлением Симоны Янг. Буквально через пару дней в Вене начинается традиционный фестиваль современной музыки Wien Modern, на который, как правило, собирается своя, хорошо подготовленная аудитория. Но то, что современная опера и на главной традиционно-помпезной сцене Вены нашла публику, которая смогла ее оценить, говорит о том, что оперная история еще не кончилась и что в эту игру мы еще поиграем.
