События
Практически одна за другой в столице прошли две значимые премьеры, по сути отдельные, но нисколько друг другу не противоречащие. Будто бы даже требующие связки, во всяком случае, не исключающие таковой. В Зале Чайковского впервые в России исполнили Uaxuctum Джачинто Шельси. В «Зарядье» представили московскую премьеру Концерта для двух фортепиано с оркестром Ольги Викторовой, созданного в рамках программы Союза композиторов России «Ноты и квоты» по заказу дуэта Людмилы Берлинской и Артура Анселя, оркестров Иль-де-Франс и Уральского филармонического. Столичной премьере предшествовала мировая екатеринбургская. Затем, после Москвы, сочинение прозвучало в Санкт-Петербурге, в Концертном зале Мариинского театра.
В основном анонсы трех премьерных исполнений Концерта строились на фразе «Все началось с Артуриных кроссовок». Нет, это не название опуса. Этой фразой Ольга Викторова в шутку описывала предысторию сочинения. В прошлом году в Екатеринбурге Артур Ансель вышел на сцену филармонии в кроссовках. Публика не оценила, а Викторовой как человеку ироничному моментально придумался образ пианиста, играющего ногами. Далее «легкое фантазийное хулиганство» проникло в ткань Двойного фортепианного концерта, где расцвела пышным цветом кластерная техника – в первой и особенно третьей части. Да, как инфоповод «кроссовки» сработали, но едва ли стоит задерживаться на этой теме при разговоре о музыке.
Ярослав Тимофеев тем временем продолжил в Московской филармонии свой авторский цикл «Вещь в себе». Основательно подготовленный и продуманно увлекательный, как и на прежних концертах абонемента, рассказ о композиторе (в данном случае – об итальянском графе-отшельнике) и структуре представляемого сочинения занял бóльшую часть времени, сама же вещь Шельси длилась минут двадцать. Потребовала при этом немалых исполнительских сил (дирижер – Федор Леднёв, Госоркестр имени Светланова, вокальные ансамбли Intrada и N’Caged – уникальный состав!), тщательной отрепетированности, несмотря на высокий уровень музыкантов, максимальной включенности всех в неслучайный для каждого материал, внутренней отдачи. Так и складывается, подетально, совершенное исполнение, которое в итоге и случилось – через тридцать девять лет после мировой премьеры.
Поскольку каждый волен расслышать вещь в себе (одно из толкований Тимофеевым названия абонемента МГАФ), скажу от себя, что Шельси в Uaxuctum – образец творческого рацио. Никакой замутненности блуждающего сознания, необязательности в выборе композиторских средств, погруженности в иные, далекие от сосредоточенности демиурга миры и состояния (если кого-то вдруг посетили такие мысли по прослушивании вступительного слова). Шельси прекрасно знал, зачем ему среди инструментов двухсотлитровая бочка из-под машинного масла (дурно пахнущая, сказал Тимофеев, и ему можно верить), своего рода аналог куба Уствольской. Отлично себе представлял, почему из всех струнных в партитуре необходимы лишь контрабасы в количестве шести штук, перкуссионистов должно быть непременно семеро, кларнетистов – трое, скрипки не нужны вовсе, а без волн Мартено никак.
«Заупокойная психоделика», – произнесла на выходе из зала одна из слушательниц и на своем уровне понимания Шельси была права. (Разумеется, есть и другие уровни – в частности, обстоятельный очерк музыковеда Левона Акопяна.) Можно и так: «Песни без слов XXI века». Хотя написан Uaxuctum, с любопытным и одновременно бесполезным для слушания музыки подзаголовком «Легенда о городе индейцев майя, разрушенном ими по религиозным причинам», почти шестьдесят лет назад. Пять не то чтобы невозможных на слух, красочных даже, разнохарактерных «скетчей» (веселье еще то!) на медном «фундаменте»: четыре валторны, две трубы, три тромбона, две тубы. Голоса – на пределе возможностей. Сказать, что это «не пение», мог бы, наверное, любитель Бруха, гимнической музыкой которого для двух роялей (Людмила Берлинская, Артур Ансель, Уральский академический филармонический оркестр под управлением Дмитрия Лисса) открылся второй интересующий нас концерт. Закрылся – «Фантастической симфонией» Берлиоза, не единожды игранной едва ли не всеми великими оркестрами мира.
Такую романтическую «компанию» Ольге Викторовой придумало в том числе «Зарядье», а мог бы ее Двойной фортепианный концерт прозвучать и вместе с Uaxuctum – подходящим, как мне слышится, для умелого музыкального синтеза.
Отшельник – отшельником, это личный выбор человека, но композитор Джачинто Шельси не существовал вне музыкального контекста своего времени, не позволяя вместе с тем ни контексту, ни тем более социальным, историческим аспектам вторгаться в чистоту собственного творчества (последнее особенно важно: «социальное», «историческое» в искусстве неизбежно устаревает, выживает «чистое»). Нынешний музыкальный контекст иной, но и Шельси – современен. Его преодолевшие время, актуальные и сегодня композиции разных периодов могут быть помещены в новый контекст самым неожиданным образом.
Музыка «гуляет сама по себе». Соответственно, и Концерт Викторовой вполне мог бы стать очередной «Вещью в себе». И что бы условные мы сказали об этом сочинении, поместив его в строго очерченный филармонический абонемент?
Неавангардная, но современная фантазия на воображаемые темы Баха, Прокофьева, Шостаковича, Гершвина, Равеля. Так слышалось. К этому безошибочному, как выяснилось, ассоциативному ряду в нашем разговоре с композитором после московской премьеры добавились еще четверо: Пуленк, Мийо, Бернстайн, Стравинский. Гершвин же возник в качестве адресата «приветственного послания» тем более неслучайно, поскольку незадолго до заказа концерта Артур Ансель рассказывал Ольге Викторовой об американском композиторе Дэйне Свисс (1911-1987), которую называли «Гершвин в юбке». (Через год они окажутся с Викторовой, по ее словам, в одной программе.)
На мой вопрос, можно ли счесть Двойной концерт постмодернистским, Викторова ответила, что поостереглась бы таких глубоких определений. Трем частям своего сочинения она дала «простенькие» (композиторское слово) названия: «Буги-вуги», «Полифоническое интермеццо» и «Хеппи-энд». Автору хотелось выстроить «качественную традиционную форму», сделать «нормальную красивую полифонию». По поводу воображаемого концертного «союза» с Джачинто Шельси Ольга Викторова сказала, что для нее это «было бы великой честью»: «Шельси – запредельная высота, что касается смелости, куража, тембрового слышания».
Безусловно, Викторова – человек оркестрового мышления, мастер крупной формы, которая либо пишется, либо нет. Мне доводилось слышать от молодых композиторов, или читать в интервью, что они не могут позволить себе сочинять «в стол» и для больших оркестровых вещей нужен заказ. Понять этих людей, нередко талантливых или даже сверх того, можно. С другой стороны, чувствуется некоторое лукавство, в этом я согласен с Викторовой: «Если человек слышит оркестр, он будет писать для оркестра. Но если в голове композитора еще не раскрыт оркестровый объем, просто сидеть и трудить эту фактуру, конечно, не стоит».
Возвращаясь к «вещи в себе», уже не абонементу: именно так воспринимает себя интроверт Ольга Викторова. А наиболее соответствует ее мироощущению формулировка, полученная в одном из развернутых отзывов на концерт в «Зарядье»: «Музыка Викторовой – это упорядоченный и приведенный в гармонию хаос».
