Дюжина новых пьес для рояля События

Дюжина новых пьес для рояля

В Мастерской имени Антона Рубинштейна под эгидой musicAeterna собрались композиторы и пианисты

Коллективы musicAeterna впервые обратились к формату мастерской – он предполагает узкую специализацию и индивидуальную работу над созданием сочинения вместе с наставником. Этим мастерская отличается от лабораторий, которым был свойственен междисциплинарный характер. В качестве мастеров были приглашены пианист и композитор, профессор Санкт-Петербургской консерватории Николай Мажара и композиторы-резиденты musicAeterna и Дома Радио Кирилл Архипов и Андреас Мустукис. Из ста десяти заявок организаторы выбрали двенадцать, хотя рассчитывали, что будет в итоге от четырех до шести участников максимум. Занятия и заключительный концерт проходили в Петербурге, на репетиционных площадках musicAeterna и в консерватории Петербурга.

Имя Антона Рубинштейна появилось в названии проекта не случайно. В прошлом году в стенах Дома Радио проводилась концептуальная выставка «Кажется, я играл один», посвященная личности и творчеству Рубинштейна, а теперь три его ипостаси – пианист, композитор, дирижер – задали вектор новому проекту. Мастерскую организовывали для тех, кто развивается сразу по двум направлениям. Пианисты и композиторы заполняли разные формы заявки, но и те, и другие должны были показать и собственные сочинения, и навыки исполнения.

Партитуры самого Рубинштейна не послужили материалом для разбора на занятиях, в том числе потому, что записи его исполнений не сохранились. На практикумах начинали с Рахманинова и Прокофьева в авторских версиях и двигались к современности – Дьёрдю Куртагу и Петерису Васксу. Рубинштейн же остался объединяющей и вдохновляющей фигурой. Так, один из участников мастерской пианист и преподаватель Музыкального училища имени Римского-Корсакова Виктор Николаев написал для итогового концерта «Импровизацию на тему Антона Рубинштейна» – эксперимент с расширенными техниками, где главная тема Четвертого фортепианного концерта растворилась в глиссандо, ударах по струнам и практически гитарных пассажах.

Среди целей мастерской – стремление уменьшить зазор между современной музыкой и современным пианизмом. Куратор проекта Анна Фефелова отмечает, что сегодня рояль – не самый востребованный у композиторов инструмент: все хотят писать для ансамблей, а территория фортепиано будто бы исчерпана. Московский композитор Андрей Поспелов признается, что, хотя он сам в прошлом пианист, фортепианных сочинений у него мало: «Я всегда был нацелен на композиторские конкурсы, когда пишешь музыку в удобном темпе, а потом есть возможность услышать ее в живом оркестровом исполнении. Формат интенсивов, мастерских пропускал – казалось, что мне это не нужно. Теперь думаю иначе и хочу еще. Мне было интересно поработать по принципу нейросети, без предварительной подготовки. Я заставлял себя заранее ничего не планировать. Начал вместе со всеми только с первого занятия. Конечно, в дальнейшем планирую завершить свое сочинение “Я исчезаю”. На концерте играются три пьесы из цикла, в котором я вижу пять частей».

Андрей не зря назвал себя бывшим пианистом: вопрос о том, взаимообогащающими или взаимоисключающими оказываются роли исполнителя и композитора, стал одним из самых острых в ходе дискуссий мастерской. Николай Мажара открыл первую очную встречу утверждением, что сочинение музыки, безусловно, помогает совершенствоваться в пианизме, и стоит обсуждать лишь нюансы влияния одного на другое. Но участники парировали: начав писать, многие перестали концертировать – поменялось мышление и интересы. Вспомнили и Рахманинова, который говорил: «Если я играю, я не могу сочинять, если я сочиняю, я не хочу играть». Вероятно, дело в степени погружения: опыт композиции расширяет исполнительские возможности, но если происходит качественный переход на позицию создателя, приходится делать выбор, хотя бы временный. Однако и это справедливо не для всех: самая юная участница мастерской Мария Булаковская поделилась, что воспринимает музыку как рефлексию окружающего мира и в принципе не проводит дифференциации ролей. Так же и Олег Давыдов, прошедший отбор как композитор, сказал, что не заметил деления на две специальности, и поэтому на концерте сыграл не только свое, но и чужое сочинение – «Хребет» Карины Нестерук для подготовленного рояля.

Что осталось бесспорным, так это польза от прослушивания музыки в авторском исполнении и ценность разбора партитур вместе с композиторами. Наталья Лисанова, студентка пятого курса Санкт-Петербургской консерватории и оркестрантка Михайловского театра, подчеркнула: анализируя нотные тексты с Андреасом Мустукисом и Кириллом Архиповым, пианисты сразу понимали, как нужно играть. Опыт кропотливой совместной работы в целом меняет отношение на более трепетное, даже к музыке прошлых веков.

Николай Мажара тоже провел практикум по партитурам повышенной сложности, первым исполнителем которых ему доводилось быть, а прежде – дал мастер-класс по расширенным техникам звукоизвлечения. Владение ими не только обогащает тембровую палитру, но и приближает музыканта к управлению самой природой звука. Хотя экспериментам уже около века, единой системы приемов и их записи до сих пор нет. Автором самого стройного подхода Николай назвал Джорджа Крама. Молодым композиторам посоветовал учитывать физические возможности будущего исполнителя (чтобы тот смог дотянуться до педали и струн, не упав), а пианистам – репетировать сразу на концертном рояле. Среди безвредных предметов воздействия Мажара перечислил шпатели, резиновые камеры, электронный смычок – и все они оказались задействованы в финальном концерте. А вот знаменитые копейки между струнами, как в первом Concerto Grosso Шнитке, мало кто может себе позволить – они слишком травмируют рояль.

Каждому из участников нужно было написать новое сочинение за пять очных дней проекта. Распределения по мастерам не было, советы, зачастую взаимоисключающие, давали все трое. «Возможность услышать три разных мнения сразу очень отрезвляет, – комментирует Андрей Поспелов, – в итоге гораздо объективнее смотришь на свою музыку и работаешь с ней будто извне. Для меня это радикально новый метод». Виктор Николаев отметил эффективность занятий не один на один, а в присутствии группы, как было принято в XIX веке: чтобы наблюдать эволюцию сочинений коллег и параллельно в уме упражняться в решении задач, стоящих перед другими. Самым полезным Виктор назвал совет от Андреаса Мустукиса: полностью освободиться от привычных паттернов и направить музыку сквозь сознание. Пианисты часто сочиняют руками, а не головой и ушами, садятся за рояль и начинают импровизировать. Если в музыке XVIII столетия это выглядит естественно, то уже в XIX веке стало проблемой: Виктор вспомнил слова Вебера о том, что того мучали пальцы.

Однозначным успехом мастерской можно считать то, что все двенадцать участников – семь композиторов и пять пианистов – справились с задачей и дошли до заключительного концерта. Он длился более полутора часов и по художественному уровню нисколько не уступал камерным программам новой академической музыки, доступным петербургским слушателям. Все пианисты – Наталья Лисанова, София Широкова, Виктор Николаев, Мария Булаковская, Матвей Шумков – и трое из композиторов – Олег Давыдов, Анна Петрова и Александр Лукашев – сыграли свои произведения самостоятельно. Карина Нестерук, Марат Золотовицкий, Андрей Поспелов и Рузия Калимуллина доверили исполнение коллегам: Олегу Давыдову, Виктору Николаеву, Наталье Лисановой и Матвею Шумкову соответственно. Таким образом, четырем участникам удалось показать себя с разных, зачастую контрастных сторон. В трех пьесах обращение к расширенным техникам обусловило необходимость тандема: Карина Нестерук в собственном сочинении «Хребет» ассистировала Олегу с помощью двух шпателей, а Александру Лукашеву – в его композиции «Лед» Анна Петрова электронным смычком усиляла звучание «Тапера» Софии Широковой. Андрею Поспелову и Виктору Николаеву удалось написать музыку так, чтобы один исполнитель самостоятельно мог задействовать и клавиатуру, и струны. Ряд сочинений тяготел к стилистической определенности (In der Luft Марата Золотовицкого – к академическому минимализму, «Три пьесы» Матвея Шумкова – к импрессионизму, Ostinato Марии Булаковской – к джазу), но большая часть осталась в поле свободного эксперимента. Хочется надеяться, что сценическая жизнь созданной в мастерской музыки не будет ограничена итоговым концертом и возможность ее услышать представится вновь.

Проект планируют продолжать: конечно, в musicAeterna не могли обойти стороной третье амплуа Антона Рубинштейна. Именно к дирижерам и пианистам будет обращена вторая мастерская, назначенная на конец 2024 года.