Название и подзаголовок друг другу не противоречат. Новые сочинения Алексея Сысоева действительно звучат часто. Они и пишутся в темпе, для конкретных исполнителей и событий, и темп обусловлен лишь ответственностью Алексея перед теми, кто к нему справедливо благосклонен: Сысоев неоднократно был среди лауреатов творческой программы Союза композиторов России «Ноты и квоты». «Вариации и аплодисменты», московская премьера которых состоялась в октябре этого года на открытии фестиваля «Пять вечеров», создавались в рамках «Нот и квот» и впервые были исполнены в 2021-м на юбилейном концерте Омского академического симфонического оркестра.
Сочинение же, о котором пойдет речь ниже, а именно Этюд для симфонического оркестра и электроники «Ноно», появилось благодаря участию Алексея в другом проекте Союза – «Композиторских резиденциях». Ноябрьской мировой премьере этого опуса в абонементе Московской филармонии «Другое пространство. Continuo» (Сысоев – композитор-резидент коллективов МГАФ) предшествовала буквально несколькими днями ранее мировая премьера «Элегических приношений на музыку Йозефа Гайдна», завершившая в Зале имени Чайковского фестиваль Vivacello. Поговорим об этих замечательных исполнениях, но сперва преамбула, без которой не обойтись, как бы ни было соблазнительно вновь отделить автора от его произведений.
Тонкая настройка
Алексею Сысоеву поразительно удается быть востребованным, не мелькая, что вполне соответствует его интровертной природе («для меня самого музыка – мой собственный мир, благодаря которому я могу отгородиться от разрушительного воздействия мира внешнего»). Наряду с радостью от предстоящих премьер он испытывает порой и предконцертный ужас, о котором даже пишет в своей полуироничной манере. На премьерах – погружен в себя. Поклоны воспринимает, кажется, исключительно как вынужденность: на лице застенчивая улыбка. Но благодарит музыкантов, всегда лучших, максимально искренне. И еще: постоянно желает ускользнуть от любых сторонних попыток его как-то «определить». Называет себя «человеком с подозрительным музыкальным прошлым», не имея за плечами «Мерзляковки» либо училищной Гнесинки, окончив перед Московской консерваторией Московский колледж импровизационной музыки (начав с джаза). Не стремясь это «подозрительное прошлое» перечеркнуть, он, безусловный мастер, словно все время пытается «унять» свой профессионализм. Говорит о необычайной ценности для себя «интуитивного» творчества. На вопрос, планировалась ли заранее продолжительность тишайшей фортепианной «Селены» (два с половиной часа, которые, знаю по своему опыту слушания Юрия Фаворина в этой пьесе, не ощущаются никак), прописаны ли в нотах долгие паузы, отвечает, что не масштабы как таковые ему важны, а «процесс погружения в другой мир».
К чему я все это пишу: не зная этих и других особенностей личности Алексея Сысоева, вряд ли возможно полноценно воспринять его музыку. Нет, конечно же, она не автобиографична: Сысоев слишком умен и, повторюсь, скромен, чтобы пускаться в такие тяжкие. Музыка для него самодостаточна. И все же в значительной степени его сочинения «зеркальны» ему самому. Даже если адресованы в первую очередь великим композиторам прошлого: в данных, интересующих нас, двух случаях – Йозефу Гайдну и Луиджи Ноно.
«Сомнение» и несомненности
«Элегические приношения…» написаны специально для недавнего фестиваля Vivacello и под воздействием современной версии гайдновских «Семи последних слов Спасителя на Кресте», которую исполнили ранее Борис Андрианов и ансамбль Questa Musica под управлением Филиппа Чижевского. Автор переложения для виолончели и струнных – профессор РАМ имени Гнесиных Владимир Тонха. Взяв за основу темы пятого эпизода-сонаты Sitio, Алексей Сысоев ориентировался в своем сочинении уже на другой состав: четыре солирующих виолончели, три флейты и струнный оркестр (но не «изменил» дирижеру: Чижевский, напомню, руководил и мировой премьерой сысоевских «Сфер» в апреле 2023-го). Появилось и новое оригинальное название опуса. Хронометраж «Приношений» – тридцать три минуты (отсылка, понятное дело, к возрасту Христа). В сочинении нет ни электроники, ни электронного трека, достаточно привычных для Сысоева, но есть, как описывал это сам автор, «своеобразные пространственные решения и другие небольшие секреты». Ведущий Ярослав Тимофеев назвал эту вещь «большим медленным финалом, приписанным к произведению Гайдна».
Выбранный Сысоевым пятый эпизод-соната (на мой слух, наиболее яркий из семи, чуть ли не протомодерн) – в тональности ля мажор, удобной для флажолетов, на которых главным образом и строятся «Приношения». Гайдновская струнная фактура в начале «Семи слов» отдана у Сысоева флейтам (любопытный ход!): Марии Корякиной, Малике Мухитдиновой и Константину Ефимову. Струнные же в это время еле слышимы. Постепенно их «шелестящая» просветленность сменяется активизацией, «хаосом» и «тревогой». Передается нарастающая «драматика» и от виолончели к виолончели (Борис Андрианов, Анна Кошкина, Мария Зайцева, Микаэл Самсонов). Очевидна (мне, во всяком случае) дань уважения автора не только Гайдну, но и романтикам (Вагнер, Малер), нововенцам (Берг), Вольфгангу Риму, Арво Пярту и, здесь уже только предположу, Жерару Пессону (с его «застревающими» звуками). «Ультразвук» скрипок чередуется с подвижностью, порой «исступленностью» флейт. Потрясающее виолончельное соло (Мария Зайцева), а также сольные флейтовые реплики (справа налево, от Марии Корякиной к Константину Ефимову) ближе к финалу, где основной тон «сползает» в неустойчивую седьмую ступень: снова «сомнение», очень по-сысоевски.
Относительно же контрастного «Приношениям» симфонического этюда «Ноно» могу сказать, что, как ни странно, «смонтировался» он в моей голове больше с Берио и Хинастерой, чем, собственно, с Луиджи Ноно. Видимо, взятый из знаменитого ноновского Quando stanno morendo. Diario polacco музыкальный материал изменен совсем уж до неузнаваемости. Началась эта вещь-движение синкопированным «драйвом» низких струнных. Далее – «обрыв», «педали» высоких духовых, а на этом фоне – «птичий гомон», «перебранка» средствами «невидимого оркестра», «инструменты» которого «кружатся» по залу – благодаря колонкам, расположенным со всех сторон. О том, как создавался «невидимый оркестр», автору этой статьи рассказал Алексей Сысоев, человек закрытый, но отзывчивый: «Записывался трубач из оркестра, буквально по одной ноте, а дальше использовался семплер». (Оркестром был ГАСО России имени Е.Ф. Светланова; дирижер – Дмитрий Юровский.)
Поверьте мне – все те, кто вдруг не слышал вживую: понятно и просто это звучит лишь на словах.