Романтизм, как приличествует любому уважающему себя шизофренику, упорно отказывается верить в собственное безумие. Он уже третий век неумело пытается скрыть за героическим пафосом, порывами чувств и бравурным буйством красок первобытный ужас, ужас сознания, которое заглянуло вглубь себя, наткнулось на бездну и начало давать трещины. Разыграть процесс зарождения романтического безумия из его классицистских корней ‒ так можно описать задачу программы «Ландшафт души» оркестра и хора musicAeterna, представленной в Фельдмаршальском зале Зимнего дворца 9 декабря. Организаторы составили концерт из камерно-вокальных произведений Бетховена, Шуберта и Мендельсона, расположенных последовательно как по хронологии, так и с точки зрения идейной преемственности. Привычной полутьмы в зале, окуривания ладаном и видеохудожеств не предполагалось, но совсем без синтеза искусств слушателей не оставили. Перед концертом была возможность посетить одноименную выставку живописи и графики, приуроченную к 250-летию Каспара Давида Фридриха, одного из отцов немецкого романтизма. Особенность экспозиции ‒ реконструированные полупрозрачные картины-транспаренты, оригиналы которых были утрачены при пожаре. Для создания особенного эффекта освещения за такими полотнами предполагалось ставить свечу, а созерцать их, по задумке художника, непременно под музыку. Живопись Фридриха (в первую очередь оригинальные картины и рисунки) очень точно схватывает миг зарождения шторма, который будет бушевать в искусствах следующие сто лет. Даже на умиротворенных пейзажах листва деревьев напоминает сгустки грозовых облаков, а клочки тумана в горной долине ‒ пену неумолимо приближающихся громадных волн.
Открывался концерт Струнным квинтетом до мажор, op. 29 (1801) Людвига ван Бетховена в исполнении Андрея Росцика, Ильи Гайсина, Ирины Соповой, Любови Лазаревой и Евгения Румянцева. В отличие от поздних квартетов и квинтетов, иногда экспериментальных и авангардных настолько, что они выходят за все рамки эпох, жанров и стилей, в до-мажорном Бетховен другой. Здесь композитор оборачивается в сторону великих предшественников ‒ Моцарта, Гайдна и Глюка. Но, даже работая с традиционными формами, остается собой. Сквозь каноническую матрицу пробиваются всполохи молний его реформаторского духа. Поиски баланса между романтическим натиском и классицистски-изысканной выверенностью стали лейттемой всего исполнения. В открывающем квинтет Allegro moderato главенствовал галантный стиль. Все переклички между инструментами были точно выслушаны, прекрасно выстроена звуковая иерархия. Слегка недоставало только ноток романтического безумия: спонтанности и свободы в паузах, «безбашенной» энергии в срывающихся вниз пассажах. Медленная часть, Adagio molto espressivo, была вдумчиво пропета, но взятый темп казался чуть интенсивнее, чем нужно, как будто размеренно плывущую музыку что-то немного поторапливало. Но после изящного Scherzo в финальном Presto случилось открытие: искомое равновесие между точностью и свободой было найдено идеально. Здесь было в достатке и безумия, и неожиданности, но при этом никуда не ушел контроль над звучащей материей. На протяжении квинтета бетховенский дух постепенно становился, а к финалу реализовался полностью.
Следующей была Gesang der Geister über den Wassern («Песнь духов над водами») Франца Шуберта ‒ до-минорный октет на стихи Гёте для четырех теноров (Григорий Кузнецов, Павел Семагин, Егор Семенков, Николай Стацюк) и четырех басов (Максим Аксенов, Батор Очиров, Алексей Светов, Роман Тархов, хормейстер ‒ Роман Тархов) в сопровождении струнных (Ирина Сопова, Любовь Лазарева, Евгений Румянцев, Андрей Ефимовский, Иван Иванчик). Шуберт, владевший всеми композиторскими приемами немецкой школы не хуже Бетховена, в «Песни» решает работать со свободной формой (октет состоит из четырех контрастных разделов) и нестандартным составом музыкантов. Романтизм здесь уже не зарождается, а властвует: мистически-возвышенный текст Гёте со всеми полагающимися туманами, утесами, волнами и ветрами смешивается с музыкой композитора, который точнее всех в истории умел передавать клубящееся томление звука, стремящегося выйти за собственные пределы. Хор голосов рождается из низких нот контрабаса, плывет сквозь струнный ансамбль и растворяется в финале, как бы уносясь в другое измерение. Мистику и спиритуальность исполнители передали с мастерством, правда, ценой небольшого недостатка контрастности и общего чувства направления.
Завершал программу Струнный октет ми-бемоль мажор, op. 20 Феликса Мендельсона, для исполнения которого к составу квинтета присоединились Айсылу Сайфуллина, Петр Чонкушев и Андрей Ефимовский. «Мендельсон был самым выдающимся вундеркиндом в истории европейской музыки. Ни Моцарт, ни Шопен до девятнадцати лет не могли достигнуть того уровня мастерства, которым Мендельсон обладал уже в шестнадцать. Природа рано развившегося мендельсоновского таланта поражает не только деликатной прозрачностью текстур и лирикой мелодических линий, а, самое главное, непревзойденным контролем над крупной формой», ‒ говорил пианист и музыкальный критик Чарльз Розен. Эта характеристика точно описывает музыку ми-бемоль-мажорного октета, который композитор создал как раз в шестнадцать лет. Порывистость, сила и вместе с ними гармония и ироническая игра. Через Мендельсона нам открывается еще одно, на этот раз смеющееся, лицо романтизма. «Самое восхитительное в ранних работах ‒ легкость и лаконичность, с которыми у Мендельсона получалось создавать его наиболее оригинальные вещи», ‒ резюмирует профессор Розен. Музыкантам musicAeterna во время исполнения удалось добиться главного: чтобы из струн «летели искры».
Грамотно срежиссированную как музыкально, так и концептуально программу «Ландшафт души» можно считать настоящим успехом как музыкантов, так и кураторов. Живопись и музыка в ней, с одной стороны, крепко связаны общей концепцией, а с другой ‒ сохраняют необходимую обособленность друг от друга. И ладаном не пахнет.