Кино
На российские экраны вышел фильм «Мария» о последних парижских днях великой гречанки Марии Каллас. Картина с Анджелиной Джоли получилась песней более изощренной и тонкой, чем фильм 2002 года «Каллас навсегда» с Фанни Ардан и не в последней степени благодаря самой актрисе. Мог ли кто-то представить, что Лара Крофт, «расхитительница гробниц» явит высший пилотаж в роли оперного совершенства — Марии Каллас?
Не прекращающимся волнующим удовольствием в фильме было наблюдать, как Анджелина, которой только в следующем году исполнится пятьдесят, проживает каждую клеточку Каллас — от подергивания век, движения кисти рук, «разговора» пальчиков до работы ротового аппарата во время пения. Если Фанни Ардан интересовал вопрос «большой женщины», которая не вписывается в рамки условностей этого мира, Джоли все свое актерское нутро направила на женскую сущность героини, на реинкарнационную практику соединения с кумиром, которым Каллас явно стала для нее после работы над ролью. Мария Каллас — личность историческая, но, прожив свою драматичную судьбу, она, бесспорно, сама стала ролью, не то что не уступающей всем ее вымышленным Виолетте, Тоске, Амелии, Леоноре, Аиде, Лючии, Турандот, но их превосходящей по силе страстей.
Дерзнувшая стать Марией Каллас, Джоли взяла на себя смелость затронуть ряд мучительных тем для женщины на пороге полувека: зависимость от славы, одиночество гения, приятие смерти. Да и куда девать былую роскошь — этот вопрос тоже звучит в кадре все время в дворцовых интерьерах хорóм Каллас на авеню Жоржа Манделя. Мария жила там не только с горничной Бруной и дворецким Ферруччо, но и собранием античных голов, которые, в отличие от своих оперных костюмов, уничтожить как часть великого прошлого цивилизации она не только не планировала, но будто вела с ними постоянный молчаливый диалог. Визуальная драматургия фильма заигрывает с киноэстетикой конца 1970‑х с неспешностью, приглушенной цветовой гаммой, лейтмотивными знаками осени на парижских улицах. Фигура седовласого Онассиса, рифмующегося с «осенью» (или даже уже «зимой жизни»), не стеснявшегося признаваться Марии в своих недостатках, подана здесь в модусе приятия его измены (чего стоит только сцена нежного прощания с ним в больнице).
Фильм бесконечно прекрасен тем, что в нем дают слушать много музыки — голоса настоящей Каллас от молитвы Дездемоны Ave Maria из «Отелло» Верди, с которой начинается «Мария», до эпизода из «Анны Болейн» Доницетти и даже симфонического фрагмента из «Парсифаля» Вагнера. Наконец, фильм состоит из четырех частей, почти как симфония: «Дива», «Важная правда», «Поклоны», «Уход». Джоли вместе с режиссером Пабло Ларраином, конечно, важно понять, что такое потеря голоса не только в буквальном, но и экзистенциальном смысле. Каллас в этой картине волнуют не роли — ее волнует только голос, его сила и красота, волнует нехватка похвалы, и она довольствуется эпитетом «бесподобно», произнесенным горничной на кухне перед завтраком.
В фильме не показан ни один дирижер, ни один режиссер (история с Висконти, Пазолини и Дзеффирелли явно требует новых киноисторий) — есть только старые Менегини и Онассис, и молодой интервьюер, к которому Мария даже проявляет робкие чувства на закате жизни. Анджелина в психофизике этой роли дает понять, как прониклась манерами Каллас, просматривая ее интервью последних лет, — так красиво, благородно и осмысленно не говорила с тех пор, пожалуй, ни одна оперная певица. История смерти певицы и в этом фильме оставляет вопросы. Болезнь болезнью, таблетки таблетками, но все случилось слишком внезапно, стоило Бруне и Ферруччо сходить в магазин за «самым вкусным, что любит госпожа». Однако голос больше не вернулся, жизнь потеряла смысл.
