События
«18 ноября 2023 года по дороге в МФЦ я говорил по телефону…» Так зарождались Шесть музыкальных моментов ‒ не Шуберта, не Рахманинова, но Соколова. Иван Глебович разговаривал в тот день со своим учеником, пианистом Михаилом Турпановым, планировавшим сольный концерт, где исполнялись бы циклами шубертовские и рахманиновские музыкальные моменты. Концептуально дополнить эту программу мог бы, по мнению Турпанова, написанный Соколовым современный цикл. К февралю 2024-го все шесть пьес были готовы. В том числе и они премьерно звучали на недавнем авторском вечере в Малом зале консерватории. Адресат посвящения, убийственный ироник и жесткий физик в иных случаях, Михаил Турпанов показал себя в этих пьесах тончайшим лириком.
Кроме понятных отсылок к упомянутым классикам, в музыкальных моментах Соколова (а также в Сонате для органа, о которой еще пойдет речь) обнаружилась и неожиданная для меня «кинематографичность». Не ностальгия, может быть, но воспоминание о советском «полочном» кино и его музыкальных слоях. Непривычность эта повлекла за собой некоторый слушательский неуют. Предконцертные настройки (не только мои) были сбиты ‒ едва ли не впервые столь явно и опять-таки неожиданно.
Поясню: сознательно или нет, Соколову случилось создать – и своей музыкой последних как минимум двух десятилетий, и ее концертным представлением – особое пространство. Верующие ходят в храмы, находя там, вероятно, и успокоение. Некоторые другие, раздираемые драйвом повседневной жизни, кажется, ощущают нечто подобное на концертах Соколова. Ждут их и в желании замириться с самими собой хотя бы на полтора часа. Впрочем, спокойствие этой тональной и красивой (вопреки происходящему вокруг и в композиторском мире) музыки ‒ ложное. Своими сочинениями для самых разных составов либо инструментов соло автор не «поглаживает» слушателя: на описываемом концерте это стало еще очевиднее. Его новый романтизм, избранный им после случившегося примерно в середине девяностых кризиса авангардного письма, не сентиментален. Равно как и не стилизован (какой бы постмодернистской улыбкой ни светилось лицо композитора, всегда приветливое). Это романтизм-через-авангард.
Отсюда иллюзорная ясность Органной сонаты, создававшейся дымным удушливым летом 2010-го. Иван Соколов думал тогда о «прохладном огромном соборе, в котором тихие звуки органа вызывают ощущение тишины и облегчения», но дела могут и расходиться с прекрасностью слов. Соната услышалась мне совсем иной (ни тишины, ни облегчения), требующей и от публики немалой подготовленности. Сыграл это крайне любопытное сочинение, вместо заявленного Алексея Шмитова его ученик Андрей Шейко – может быть, немного робко, хотя и старательно. Шмитов же исполнил Сонату позже на сольном концерте.
А во втором отделении вечера начались «хулиганства»: Иван Глебович не был бы собой, от них отказавшись. Под собственный аккомпанемент он представил подборку своих Детских песен для голоса и фортепиано, сочинявшихся с 1969 года (автору было тогда девять) в основном на слова Ирины Токмаковой и вспомненных в пандемию 2020-го. Проникновенно спел композитор про «муравьеда», после чего вновь взялась «небесная» нота: впервые прозвучал Квинтет для кларнета, двух скрипок, альта и виолончели (2023; великолепные Евгений Петров и Квартет имени Прокофьева). В этом опусе, где «кларнет ассоциируется с божественным покоем», Соколов «шел за великими образцами» – написанными для того же состава квинтетами Моцарта, Брамса, Регера. И на сей раз не «обманул» благодарную аудиторию: действительно покой. Пускай и стала завершающей неопределенная седьмая ступень.
