События
У нас в Петербурге туристам научились продавать все, что хоть каким-то образом связано с любимой оштукатуренной столицей-на-болотах. Первыми коммерция забрала поэтов Серебряного века – детей прокуренного, залитого духами и абсентом, декадентского fin de siècle. А рядом ведь еще и Дягилев с его «Сезонами»! Дошло до того, что, живя в Петербурге, начинаешь недовольно морщиться, замечая афишу с очередным интимно-телесно-томительным действом, приуроченным к вышеупомянутому многострадальному периоду русской культуры. Но, в конце концов, Четырнадцатая соната Бетховена же не становится хуже от того, что играет из каждого второго утюга и каждого первого класса музыкальной школы? Точно так и с Серебряным веком – временем, когда лучшие из литераторов, наконец, полностью осмыслили и освоили наследие языковых революций XIX столетия, научились из недоброй тяжести переполненного смыслами и полутонами русского слова создавать прекрасное. Точно так и с «Русскими сезонами», переоткрывшими Россию Европе, а Европу – России. Потому отбросим малоумное снобское брюзжание и посмотрим непредвзято на «Две Анны», премьеру фестиваля «Дягилев. P.S.» 2025 года. Вечер состоял из двух одноактных балетов в хореографии Павла Глухова и Юрия Посохова.
Работа Павла Глухова встречает нас красным занавесом, точнее даже, несколькими красными занавесами, которые громоздятся друг на друга, формируя тем самым камерное пространство спектакля. Сценография Марии Трегубовой собирает и фокусирует внимание: складки многочисленных штор и гигантские кутасы не дают взгляду отвлекаться от происходящего в маленькой луже света по центру импровизированного райка, где пляшут куклы в черно-белых костюмах с измазанными белым гримом лицами. На сцене идет игра: игра в хореографию, игра в немое кино, игра в Анну Павлову и ее многочисленных ухажеров. Можно выдохнуть – хотя бы здесь без томной сложности и пафосных богемных томлений. И без великой литературы там, где ей не место. Глухов не стесняется дистанции, неизбежно образовавшейся между сегодняшним днем и тем, что было больше ста лет назад. Он собирает в кучу байки, стереотипы, клише и пытается использовать их как инструмент той самой игры.
Спектакль подкупает там, где не стремится быть ироничным и нарочито остроумным: действие течет естественно, на сцене по очереди появляются разные Анны Павловы с разными ухажерами, им сочувствующие, а также красные стулья. Чистой хореографии в балете немного, что явно играет ему на руку: все театрализовано настолько, что внезапные классические па смотрелись бы здесь как чтение Тютчева в одной из громких рюмочных старой Думской улицы. Танец все равно остается стержнем действия, но игриво прячется за разные ширмы.
Хуже дело обстоит в эпизодах, где нас, видимо, пытались смешить. Пару раз местный Стравинский (Антон Гайнутдинов) пытается заставить музыкантов в импровизированной яме (островок в зале, со всех сторон обставленный креслами зрителей) играть куски «Весны священной». Зачем нужны эти нудные и неестественные вставки, не совсем понятно. Невнятным получился и финал, в котором сцену решили оголить, подняв все, кроме одного, занавесы, пустить пар, закидать планшет пуантами и вывести все ипостаси главной героини на сцену одновременно. Пуанты сами по себе не успели обрасти за спектакль символическим значением, превратиться в сакральный предмет – даже саму Павлову нам довольно талантливо представляли больше персонажем, чем балериной. Безусловно, множество небольших одинаковых объектов, рассыпанных по пустой сцене, смотрятся эффектно, а пуанты и балет неразрывно связаны. Но даже если стихи всегда пишутся пером и чернилами, далеко не в каждой поэме к месту строчка по поводу писчих принадлежностей.
Музыку к балету написал композитор Илья Демуцкий, у которого получилась сюита для фортепиано, двух скрипок, альта, виолончели и кларнета. Партии исполняли Андрей Коробейников и солисты OpensoundOrchestra Станислав Малышев, Инна Зильберман, Ксения Жулева, Ольга Калинова, Игнат Красиков. Композиция по большей части представляет собой кабаретно-шарманочную мелодическую линию с вкраплениями Сен-Санса, заретушированную околотональной гармонией и парочкой пристойных расширенных техник (без игры на скрипке языком). Со своей прикладной ролью музыка справляется: задает направление и не перегружает происходящее особенным остроумием.
Балет Юрия Посохова получился диаметрально другим. Здесь уже никаких игрушек. Музыка – квинтет Сезара Франка, бурлящий, многословный, полный подлинно французской героики. Поздний Франк своими звуковыми водоворотами генерирует такую экспрессию, что на ее фоне и пустая сцена будет смотреться не менее драматично, чем изрытые французской артиллерией склоны Шемен-де-Дам (тем более музыканты, ведомые роялем Андрея Коробейникова, играли образцово). Создавать пластический контрапункт такой музыке, отвечать движениями как на ее сдержанную сентиментальность, так и на ее неудержимые порывы – задача не из легких, требующая тонкого чувства меры. Но Посохов беспощаден. Он не только создает свой фирменный тягуче-густой поток хореографии, но и добавляет к происходящему стихи. По сцене ходит Ахматова (Полина Маликова) и читает вслух, параллельно она же (Элеонора Севенард) танцует то с Модильяни (Алексей Путинцев), то с Гумилевым (Даниил Потапцев), периодически к ним присоединяются натурщица Жанна (Ярославна Куприна) и три пары корифеев. От передозировки пафосом все происходящее не столько превращается в китч, сколько вообще перестает восприниматься как-либо. Легко можно поверить, что там, на сцене, все очень серьезно, но в этой серьезности как будто нет вообще никакого места зрителю: все занято личными переживаниями поэтессы, композитора и хореографа.
«Две Анны» вышли неоднозначными, под стать эпохе, к которой обращаются. В балете томятся, плачут, играют и издеваются с разной долей успеха и эффекта. Поставить два контрастных акта, с разными хореографами, разной по роли и значению музыкой, разной стилистикой – решение логичное и последовательное. Получившееся же в итоге целое вызывает скорее не восхищение, а вопросы. Например, что бы получилось, будь грима ведром больше.
