События
Самый знаменитый роман Достоевского не раз становился предметом для театрального или киновоплощения. Писатель сам позаботился, чтобы привлечь режиссерскую братию к своему детищу – не только идеи, но и характеры, сам внешний вид персонажей описан у него детально, в тексте много прямой речи, что дает возможность достаточно адекватного перевода на язык театра и уж тем более кино с его богатыми визуальными эффектами.
Тем не менее главный режиссер Театра Гоголя Антон Яковлев не стал идти в этом за Достоевским, предпочтя собственный взгляд на «дело Раскольникова». Его спектакль – это следственный эксперимент, который проводит Раскольников над самим собой, Порфирий Петрович – над Раскольниковым, Лужин – над Дуней, Дуня – над Свидригайловым и так далее. Все герои так или иначе «испытывают» друг друга, но главной мишенью, конечно, является бывший студент-юрист Родион Раскольников, убивший старуху-процентщицу Алену Ивановну и ее сестру Лизавету, не вовремя вернувшуюся домой.
Спектакль, несмотря на гнетущую тяжесть сюжета, смотрится динамично благодаря общему лихорадочному темпу развития событий. Актерский ансамбль блистателен, и каждый артист «живет» в своем персонаже.
Действие разворачивается в лаконичных декорациях, собранных из квазиикеевских модулей: на авансцене – длинная деревянная стойка и барные табуреты, с двух сторон из стен торчат топоры, в глубине – дверные проемы, напоминающие рамки металлоискателей. Стойка может быть мгновенно перевернута и стать «комнатой-гробом», где ютится Раскольников. Все это призвано показать, что история о попытке оправдания насилия во имя высшей благой цели и пользы всему человечеству происходила и происходит во все времена. Оба акта пьесы начинаются с одной и той же сцены: Раскольников, вцепившись в спинку кровати, в полубреду то убеждает себя решиться, то укоряет себя в несовершенстве исполнения убийства. И эта отправная точка приводит нас к главной мысли самого героя – замахнулся на великое, но не сдюжил, и вот теперь убийство вычеркнуло его из социума, в котором он хотел себя проявить, и вся теория оказалась ложной. Раскольников, как он сам признался, придя к Соне, не тяготился самим фактом содеянного – ведь старуха была «мерзкой вошью», а вот мысль, что и он сам такой же, оказалась нестерпимой. В целом образ главного героя выписан актером Василием Неверовым одной краской: исступленный, в лихорадке мыслей, он мечется, внушая страх и неприязнь. Если режиссер задался целью вылепить стопроцентно отрицательную личность, то это ему удалось.
А что же остальные участники трагедии? Они предстали перед зрителями совсем не в таких обличиях, какими их представляешь, зная текст Достоевского. Поскольку мы видим ретроспекцию сюжета, так сказать, реконструкцию или тот самый следственный эксперимент с воссозданием обстоятельств преступления, то, к примеру, Алена Ивановна «оживает» в образе эпатажной корпулентной дамы в красных пластиковых очках. Благородная седина, белый кружевной воротничок-манишка – и задумываешься, так ли мерзка процентщица? Анна Гуляренко всем своим видом служит укором Раскольникову, она тоже человек, и не ему ее судить. Иной, чем у Достоевского, облик у следователя. Дмитрий Высоцкий, подтянутый, энергичный, юрким бесом вертится вокруг Раскольникова. Их психологические поединки решены не только на вербальном, но и на телесном уровне: Порфирий буквально загоняет Раскольникова внутрь его комнатушки, где герой пытается спрятаться не только от людей, но прежде всего от собственных мыслей.
В спектаклях Яковлева сон и явь часто перемешиваются, находится место потустороннему, а также ярким метафорам. Режиссер (он же и автор инсценировки) тонко проводит ассоциации между персонажами, как бы вскрывая их родство и общую суть через аналогии. Его трактовка романа построена на идее двойничества, морока: в сценах допроса трепетная Соня Мармеладова (Янина Третьякова) оказывается стенографисткой, а манерный Лужин (Андрей Кондратьев) – приставом. Интересен Свидригайлов – Андрей Финягин. Этот холеный помещик, отравивший свою жену, выступает, по версии Яковлева, адвокатом Раскольникова и в то же время является его альтер эго, отражением. Свидригайлов постоянно подчеркивает «сродство душ», ведь и он пошел на убийство, но в итоге своей цели – благосклонности сестры Раскольникова Дуни (Анастасия Епифанова) – не добился. После яростной сцены объяснения, когда он пытается шантажировать Дуню, он уходит в ночь, в дождь, чтобы покончить c собой. И уж апогеем (практически фрейдистского толка) этих отражений становится факт того, что процентщица оборачивается матерью Раскольникова.
Одна из сильнейших кульминаций истории связана с Лизаветой, забитой (в прямом и переносном смыслах) сестрой процентщицы. Играющая ее актриса Алена Гончарова перевоплощается в чахлую кобылу, которую видит в одном из своих бредовых видений Раскольников. Кляча, которую истязают, это и есть собирательный образ женщины в этой пьесе. Яковлев находит потрясающий ход добиться катарсиса, включая в сцене с загнанной молодой женщиной-лошадью прекраснейшую возвышенную музыку Генделя. Ария из оперы «Ринальдо» (Lascia ch’io pianga, «Дай мне оплакать грустную долю») входит в такое мощнейшее противоречие с душераздирающими страданиями и в то же время смыслово резонирует с ними, что в какой-то момент хочется вжаться в кресло и закрыться от всего. Эта сцена, завершающая первое действие, является в каком-то смысле оправданием Раскольникова: детские впечатления, пережитые ребенком, отложились в душе и стали постепенно разъедать ее, пока не привели к катастрофе.
Включенные в ткань постановки музыкальные темы (еще одним лейтмотивом стала испанская фолия), усилили экспрессию на невербальном уровне. А генделевская тема, проходящая сквозной нитью через весь спектакль, стала частью финального обобщения. От нее остались осколки, лишь пара нот, как от всего того, что составляло мир героев. Раскольников и Соня, взявшись за руки, произносят пророческие слова Достоевского: «Спастись во всем мире могли только несколько человек, это были чистые и избранные, предназначенные начать новый род людей и новую жизнь, обновить и очистить землю, но никто и нигде не видал этих людей, никто не слыхал их слова и голоса». Зрители, выходя из зала, бурно обменивались впечатлениями, обсуждая концепцию постановки, и многие признавались, что дома откроют томик Достоевского – чтобы самим найти ответы, на поставленные в Театре Гоголя вопросы.
