События
Сценическая история самой популярной оперы Умберто Джордано в России только складывается. В 2016 году ее показал в Московской филармонии Валерий Полянский с Госкапеллой России, в 2018-м прошло концертное исполнение в «Новой Опере» и аналогично в 2022 году – в Мариинском театре (впервые в Петербурге). Наконец, на постановку решился Александр Титель – главный режиссер и худрук оперной труппы МАМТ имени Станиславского и Немировича-Данченко.
Образ Андре Шенье, французского поэта-бунтаря, в России стал известен задолго до создания оперы. В 1825 году Пушкин публикует стихотворение о нем, представляя собирательный образ борца за идеалы. А в 1896 году итальянский композитор Умберто Джордано завершает партитуру, где история Андре Шенье художественно переосмысляется. Теперь в основе всего – любовь Маддалены де Куаньи, которая в лихолетье Великой французской революции решается признаться в своих чувствах к поэту. А к ней, в свою очередь, пылает страстью бывший слуга Шарль Жерар. Он арестовывает поэта, пишет на него ложный донос… Вся коллизия разворачивается на фоне террора якобинцев и заканчивается смертью Шенье и Маддалены на эшафоте.
Все действие происходит в условных декорациях Александра Боровского – зале, очерченном задней стеной, которая периодически трансформируется в мостик или балкон, где собирается народ. В финале завеса отгораживает авансцену, превращая ее в условную тюремную камеру. В течение всего спектакля доминирует кроваво-красный свет (Дамир Исмагилов), символика которого в контексте сюжета очевидна. Также этот цвет – в основе фраков, панталон и платьев (художник – Мария Боровская) большинства участников спектакля: на этом фоне резко выделяются черные одежды Шенье и белое платье Маддалены, заранее предрекая их участь.
Музыка оперы захватывает постепенно, но уже к концу первого действия очевидно, что в партитуре множество красот, раскрыть которые доверили итальянскому дирижеру Пьетро Маццетти. В феврале 2024 года он провел программу ко дню рождения Россини в «Зарядье», был замечен руководством театра и приглашен на постановку.
О режиссерской и музыкальной интерпретациях оперы размышляют столичные критики.
 |
Филипп Геллер, музыкальный критик |
Традиционно произведение относят к веризму, хотя на деле «Шенье» гораздо тоньше, аккуратнее многих опер этого направления. Тут нет кричащих «веристских» эмоций, да и оркестр более «легкий» и ажурный. Музыкальный театр имени Станиславского и Немировича-Данченко взял на себя ответственность первопроходца, и эта попытка смотрится очень вдохновляюще. Александр Титель сделал спектакль практически в историческом стиле и не прогадал – мятежный дух Великой французской революции здесь ощутим с самой первой сцены и не отпускает до последнего аккорда. Взамен скупости режиссерских средств в недавней «Русалке» Титель предложил масштабную патетику массовых сцен, крупные эмоции, броскость актерских красок и почти что по-мхатовски реалистично прорисованные образы героев. Эффектность – кодовое слово этой постановки.
В оформлении спектакля театр остался верен себе, здесь предпочитают одну цветовую гамму на все акты. В «Андре Шенье» главенствует красный, цвет запекшейся крови и, собственно, самой революции. Однако лаконичность не подразумевает статику: художник Александр Боровский играет пространством высоких арочных сводов, в каждой картине меняя их образ и фактуру. Автор костюмов Мария Боровская обратилась к выигрышному стилю галантной эпохи – в первом акте создала изысканные аристократические костюмы и платья, в которые коллажным методом вплетены фрагменты картин Рембрандта, Рубенса и Корреджо из собрания Эрмитажа. В последующих же действиях просматривается достаточно строгая трактовка костюмов революционеров и абсолютно свободная – в нарядах куртизанок-«прелестниц», почти в духе начала XX века.
Опера, на мой взгляд, расцвела благодаря и первоклассному составу артистов: даже маленькие роли сыграны и спеты так, что от сцены глаз не оторвать.
На главном плане, конечно, тенор – Нажмиддин Мавлянов, поющий партию Шенье еще со времен концертного исполнения произведения в «Новой Опере». Его безупречное владение итальянским стилем и невероятная вокальная свобода восхищали, а богатая палитра эмоциональных красок, щедро даримая артистом, выражала особую романтичность образа поэта. Равноценна певцу и Елена Гусева, которая со всей страстностью исполнила и прожила роль аристократки Маддалены: от беззаботной, наивной девушки до женщины, готовой взойти на эшафот во имя любви. Голос Гусевой идеально сливался с тенором Мавлянова, даря интерпретации особую проникновенность. Великолепен в роли слуги, а затем лидера революции Жерара баритон Антон Зараев. Его огненный темперамент захлестывал своей силой, но на пение это не повлияло: сочный драматический голос с бронебойными верхами отражал противоречивые чувства героя, который переборол свою демоническую страсть к Маддалене ради дружбы с Шенье.
Все это – дело рук «варяга» из Италии дирижера Пьетро Маццетти, который тщательно поработал не только с певцами, но и с оркестром. Он передал музыкантам завидное ощущение джордановского стиля с его реминисценциями произведений Великой французской революции (в партитуре цитируются «Карманьола» и «Марсельеза»), рафинированностью и скупым, «некричащим» драматизмом.
 |
Сергей Буланов, музыковед, оперный критик |
Понять, почему в России сейчас никто не ставит оперу «Андре Шенье», благодаря спектаклю в МАМТ теперь очень легко. Как минимум есть две причины: в стране ощущается кризис не только новаторской оперной режиссуры, но и условно классической, плюс ко всему опера Джордано рассчитана исключительно на высококлассный ансамбль солистов, которых еще поискать надо. Любые «полумеры» делают историю о трагической любви времен Великой французской революции и скучной, и грустной. А вот почему «Шенье» не шел в эпоху «золотого века» Большого театра – загадка. Нелепо предполагать, что Борис Покровский не знал эту оперу, в мире она всегда была репертуарной. И великие певцы у нас имелись. Думается, в советское время ставить такое было попросту опасно: любовь между революционером и графиней, преданные политические идеалы, сопротивление оголтелому террору новой власти. Борис Александрович ведь и в условиях традиционных постановок умел оставить публике пространство для интерпретации, избегал прямолинейной трактовки содержания, а это в случае с «Андре Шенье» особенно чревато двусмысленностями, чуждыми победившему пролетариату.
Что мы видим в постановке Александра Тителя? Прямолинейность: Франция, революция, кровь, страсть. Четыре отличных повода для того, чтобы художник-постановщик Александр Боровский добавил в сценографию беспощадную дозу красного цвета. Искать ассоциации с советской революцией, другими зарубежными конфликтами или, не дай бог, фантазировать о том, каким будет новый виток всемирной истории, никто не запрещает, но это бесполезно: актерская игра своей шаблонностью с заламыванием рук, бесцельными движениями и преувеличенными эмоциями много раз напомнит, что это всего лишь театр. И, наконец, спектакль с точки зрения устройства внутреннего времени развивается очень медленно, вопреки резким темповым и динамическим контрастам в партитуре. Даже вроде бы шустрое передвижение толпы на парижской улице в общем контексте воспринимается как замедленная киносъемка, хотя хор очень старался органично выглядеть на сцене и прилично звучал. После антракта (третье и четвертое действие) ситуация немного меняется, но благодаря ускоряющемуся в конце темпоритму драматургии «Андре Шенье», неровность которой можно было преодолеть и уравновесить более подробной режиссурой в первой части и наличием общей нетривиальной концепции.
Тенор Нажмиддин Мавлянов имеет все данные для успеха в титульной партии, но ровности звуковедения и тембрового блеска в этот вечер ему сильно не хватало. Завышенные ожидания не оправдались и в случае с сопрано Еленой Гусевой в партии Маддалены, чей роскошный голос, вероятно, сильно устал за репетиционный процесс и не способствовал тому, чтобы мы расслышали настоящее бельканто, «спрятанное» композитором за чувственным веризмом. Баритон Антон Зараев, никогда не претендовавший на собственную звездность, спел партию Жерара добросовестно и даже иногда превосходя свои возможности.
Все, чего не хватало в режиссерском решении спектакля и в пении солистов, публике предоставил оркестр, с которым замечательно поработал итальянский дирижер Пьетро Маццетти. Музыканты своими средствами показали не только колорит оркестровки, но и быструю смену событий оперы, эмоциональное напряжение ситуаций. Уже в первых тактах увертюры струнные заиграли пассажи из мелких длительностей так, что сразу было понятно: это стильно и музыкально.
 |
Ольга Русанова, музыкальный обозреватель «Радио России» |
Когда в 2018 году «Андре Шенье» показали в театре «Новая Опера» в концертном исполнении, был эффект разорвавшейся бомбы: как такую изумительную, полную страстей оперу десятилетиями обходили стороной наши театры? Моя рецензия тогда завершалась словами: «Будем надеяться, что “Новая Опера” найдет силы и возможности осуществить постановку этой роскошной оперы. Впервые за сто лет в России».
Но силы и возможности нашел другой театр – МАМТ имени Станиславского и Немировича-Данченко, честь ему и хвала. Его главный режиссер, постановщик спектакля Александр Титель сделал выбор, точный по многим причинам. Прежде всего, в театре собралась уникальная труппа, которой по плечу эта веристская партитура. Особенно трудна роль заглавного героя – драматического тенора, которому композитор подарил четыре трудных арии. Впрочем, иметь Шенье в своем портфолио хочет каждый большой тенор, недаром партию примеряли на себя Карузо, дель Монако, Доминго, Каррерас, Паваротти, Кауфман. Наш Нажмиддин Мавлянов, которому роль поэта эпохи французской революции удалась уже тогда, семь лет назад, на сцене «Новой Оперы», теперь, как мне кажется, еще прибавил – и вокально, и актерски. Да и весь любовный треугольник – Антон Зараев (соперник Шенье революционер Жерар) и Елена Гусева (прекрасная Маддалена) – выше всяких похвал. Вообще, это тот редкий случай, когда хороши все – исполнители больших ролей, средних и маленьких. Отмечу Екатерину Лукаш (Берси), Евгения Качуровского (Руше), Ларису Андрееву (Мадлон), Валерия Микицкого (шпион «Щеголь»), и это я еще не всех назвала в одном составе, а вообще их два, и говорят, второй не хуже, что кажется просто невероятным! Поаплодируем и молодому дирижеру-постановщику Пьетро Маццетти, который вел спектакль уверенно и по-итальянски темпераментно.
Второй мотив Александра Тителя связан с юбилеем здания на Большой Дмитровке: в 2026-м исполнится 100 лет с того дня, как труппа въехала в этот дом. К этому событию запланирована постановка нескольких спектаклей, которые напоминают об истории театра, как, например, «Леди Макбет» Шостаковича (когда-то Немирович-Данченко готовил здесь московскую премьеру, а вторую редакцию под названием «Катерина Измайлова» впервые тоже представили здесь в постановке учителя Тителя Льва Михайлова). Но не только. Помимо этого, Титель хотел бы создать и новый репертуарный портфель, и «Андре Шенье» для этого идеально подходит: опера больших страстей, с изумительной музыкой, да еще в таком исполнении априори будет востребована публикой.
Сама декорация с арочными пролетами (художник – Александр Боровский), случайно или нет, но также рифмуется со зданием театра: арки-ниши есть и на внешней его стене (там, где афиши), и внутри, в Атриуме. Главный цвет постановки – красный, но на удивление он не раздражает. Пожалуй, именно в этот вечер я осознала, что у красного тоже существуют «пятьдесят оттенков» – от нежного (который происходит от слова «красивый») в начале, во дворце графини де Куаньи, до кровавого в сцене революционного трибунала. А в трагическом финале к красному добавляется черный – цвет подъемных штор-гильотин в арках. Нет, это не гильотины в прямом смысле слова (обошлось без натурализма), но это яркий образ бессмысленного, несправедливого, но неумолимого карающего «меча», который, опускаясь, отсекает всякую надежду на нормальную жизнь. Жизнь осталась где-то там, за шторой. А здесь – мертвая тишина.
