С 31 августа по 18 сентября в Берлинской филармонии проходил очередной Musikfest – традиционный международный фестиваль симфонической и камерной музыки, приуроченный к открытию нового концертного сезона. Ранее известный под названием «Берлинские фестивальные недели» (Berliner Festwochen), этот фестиваль насчитывает уже без малого семьдесят лет истории (основан в 1951 году) и позиционируется как один из самых известных и авторитетных в Европе.
Наряду с Берлинским филармоническим оркестром, выступающим в качестве приглашающей стороны, в фестивале принимали участие многочисленные гости – как берлинские коллективы, так и оркестры из Мюнхена, Франкфурта, Парижа, Амстердама, Роттердама, Люцерна и Бостона. Среди дирижеров и солистов этого года достаточно упомянуть такие имена, как Даниэль Баренбойм, Валерий Гер гиев, Янник Незе-Сеген, Андрис Нелсонс, Филипп Херревеге, Петер Этвёш, Пьер-Лоран Эмар, Каролин Видман, Табеа Циммерман, композиторы-дирижеры Джордж Бенджамин, Маттиас Пинчер и Энно Поппе.
Musikfest Berlin – не только музыкальный смотр исполнителей с мировым именем, но еще и одно из самых концептуально продуманных мероприятий в том, что касается исполняемой музыки. На сей раз смысловой центр фестиваля составили произведения композиторов-юбиляров (и даже «полуюбиляров») текущего 2018 года. Среди них: Бернд Алоис Циммерман (100 лет со дня рождения), Карлхайнц Штокхаузен (90 лет со дня рождения), Антон Веберн (135 лет со дня рождения), Дьёрдь Лигети (95 лет со дня рождения), а также Дебюсси и Вагнер (100 и 135 лет со дня смерти соответственно). Помимо этого немалый акцент был сделан на творчестве Баха, Брукнера, Малера, Берга, Стравинского, Булеза, а также упомянутого уже современного английского композитора и дирижера Джорджа Бенджамина. (У последнего в этом сезоне в Берлинской филармонии запланирован настоящий бенефис: семь концертов, среди которых три авторские программы прозвучали в сентябре на Musikfest Berlin.)
Открытие и закрытие фестиваля были посвящены знаковым композициям ХХ века, связанными так или иначе с образами ритуалов: 1 сентября Баренбойм с Берлинской государственной капеллой исполнил булезовский «Ритуал памяти Бруно Мадерны» и «Весну священную» Стравинского. А 18 сентября Этвёш продирижировал «Инори» Штокхаузена – с танцорами Винни Хуанг, Диего Васкесом и Оркестром Академии Люцернского фестиваля.
В качестве камерного ауфтакта к фестивалю пианист Александр Мельников исполнил 31 августа целиком обе тетради прелюдий Дебюсси – все 24! Когда еще может выпасть такое счастье, как не на столетие смерти одного из ключевых композиторов ХХ века? Столь же интересной камерно-монографической программой стало исполнение Николасом Альтштедтом всех 6 сюит Баха для виолончели соло (2 сентября). А также – первые одиннадцать сочинений Штокхаузена из знаменитой серии «Пьесы для фортепиано» (Klavierstücke), которые исполнил 13 сентября Пьер-Лоран Эмар.
В этом году в майском номере «Музыкальной жизни» я уже выступал со статьей к столетнему юбилею Бернда Алоиса Циммермана, одного из самых «нетиповых» и «несвоевременных» гигантов музыки ХХ века. Не скрою: именно его произведения стали объектом моего основного интереса в эти дни, поскольку даже наиболее известные из его работ звучат, к сожалению, очень редко, в том числе и на родине композитора. Причиной тому огромные составы оркестра, а также не самые «практичные» камерные составы, собрать которые удается далеко не каждый день. В этом смысле Циммерман – характерный представитель «золотого века» послевоенной западноевропейской музыки 1950-х – 1960-х годов, когда для композитора (перефразируя слова одного из героев Островского) «невозможного было мало». В наше же конъюнктурно-прагматичное время эта ситуация изменилась в заметно худшую сторону… Очень порадовало, что берлинский Musikfest уделил Циммерману целых четыре программы с самыми разными оркестрами, солистами и дирижерами.
Для меня настоящим открытием «циммермановских» программ стали два его сравнительно ранних сочинения, услышать которые в наши дни не удается практически нигде, так как они долгое время воспринимались как «юношеские» работы композитора, чья эстетика и музыкальный язык (как это всегда было принято считать) окончательно сформировались лишь в более поздние годы. Но оба этих произведения – Скрипичный концерт (1950) и Симфония в одной части (1951) – поразили меня именно своей законченной зрелостью и мощной силой выражения, доступной лишь человеку, пережившему войну и своими глазами видевшему ее кошмары. (В 1940 году 22-летний начинающий композитор был призван в вермахт на фронт – правда, на свое счастье, вскоре комиссован по болезни.) «Опаленность войной» в обеих этих партитурах подчеркивал и сам Циммерман в авторских аннотациях к ним.
Симфонию Циммермана исполнил 2 сентября Роттердамский филармонический оркестр под управлением Янника Незе-Сегена (премьера этого сочинения состоялась еще в 1952 году в родном городе композитора, где ее сыграл Симфонический оркестр Кёльнского радио под управлением легендарного Ханса Росбауда). В этой партитуре присутствует уже типичный для Циммермана состав оркестра с обилием ударных и с участием органа – инструмента для него очень важного, как для композитора религиозного, выросшего в католической традиции рейнской части Германии. Это произведение постоянно балансирует между экспрессионистическим симфонизмом широкого дыхания (знакомым нам по творчеству Берга, Хартмана или Шостаковича) и периодическими выходами к более «жестким» элементам серийной техники, усвоенным Циммерманом на Летних курсах новой музыки в Дармштадте. (Которые он посещал в конце 1940-х годов – одним из первых, наряду с более молодыми коллегами.) Думается, в такой языковой двойственности – ключ к будущей полистилистике Циммермана. Я бы еще добавил, что единственная его симфония во многом напоминает будущие симфонии Шнитке – вот только написана она за два десятка лет до их появления.
Скрипичный концерт Циммермана (чья премьера состоялась тоже вскоре после его создания) прозвучал на концертах Берлинского филармонического оркестра под управлением Франсуа-Ксавье Рота (13, 14 и 15 сентября). Солисткой выступила Каролин Видман. В отличие от Симфонии, это сочинение трехчастное, и каждая из частей несет характерные для автора жанровые аллюзии (Соната, Фантазия и Рондо) – с совершенно апокалиптической по настроению средней частью. Там же звучат и легко узнаваемые цитаты из католического заупокойного песнопения «Dies irae» – так хорошо знакомые нам по музыке романтиков и являющие собой столь же уверенный ключ к будущим цитатно-коллажным произведениям Циммермана, в которых он постоянно использует мотивы из литургической музыки.
Больше всего я ожидал концерта с исполнением двух его поздних оркестровых сочинений – «Photoptosis» и «Тишина и обращение» («Stille und Umkehr»), – который состоялся 5 сентя бря с Оркестром Немецкой оперы под управлением Доналда Ранниклса. Обе эти вещи составляют своего рода дилогию, продолжающую развитие композиторской идеи «звучащего времени», занимавшей Циммермана все последние годы его жизни. Роскошная по обилию тембровых красок, мощи динамических кульминаций и, вместе с тем, очень рационально и функционально выстроенная партитура «Photoptosis» (в переводе с греческого – «светопад»), написанная в 1968 году, внешне резко контрастирует с тихой медитативной пьесой – эскизами «Тишина и обращение», созданной композитором в год своей смерти (1970), звучащей как затаенное и прощальное слово. Тем не менее, оба этих сочинения основаны на единой композиторской модели «отрезков времени», заданной им в предшествующих камерных и электронных пьесах. Как это часто бывает у «позднего» Циммермана, в них возникают различные цитаты-коллажи, в том числе – скрытые цитаты из собственной музыки. Живое звучание обоих этих сочинений на концерте показалось мне, честно говоря, менее убедительным, чем на исторических записях, сделанных учеником Циммермана, композитором и дирижером Хансом Цендером в начале 1970-х годов с радиооркестрами Западного Берлина и Франкфурта. Последние свидетельствуют о небывало высоком качестве работы над звуком в столь непростых партитурах – достигавшимся гораздо легче в «золотые времена», когда западногерманское государство щедро субсидировало не только заказы композиторам, но и репетиционный процесс в оркестрах ведущих радиостанций страны. Этой высочайшей звуковой точности и концентрированности мне не доставало на концерте Musikfest.
Безусловная удача «циммермановской» части фестиваля – исполнение Гергиевым 7 сентября Екклесиастического действа «И обратился я и увидел…» («Ich wandte mich um…»), его предсмертного сочинения (1970). Через несколько дней после окончания партитуры автор покончил жизнь самоубийством в возрасте 52 лет. В России из всех концертных произведений Циммермана оно, пожалуй, наиболее известное. Впервые Екклесиастическое действо прозвучало в Москве без малого тридцать лет назад (в 1989 году) на фестивале музыки Федеративной Республики Германия в исполнении Оркестра Западногерманского радио (дирижировал Гари Бертини). Второе исполнение состоялось у нас недавно, четыре года назад под управлением Владимира Юровского – и уже на русском языке (русскую редакцию использованных композитором текстов из Книги Екклесиаста и Достоевского делал автор этих строк). Отрадно, что за эту партитуру снова взялся русский дирижер – вместе с Мюнхенским филармоническим оркестром, солистами Георгом Ниглем (баритон), Михаэлем Ротшопфом и Йозефом Бирбихлером (чтецы).
Хорошо продуманную «пару» к сочинениям Циммермана составили на этих концертах симфонии Брукнера – композитора, к которому Циммерман, по моему убеждению, наиболее близок по духу и складу мышления. Вместе с предсмертным Екклесиастическим действом Гергиев исполнил духовное завещание Брукнера – его неоконченную Девятую симфонию, посвященную «дорогому Господу Богу». Дирижера можно поздравить с мощной, проникновенной и глубокой интерпретацией симфонии и особенно порадоваться за то, что под его руками Мюнхенские филармоники (прославленные своими исполнениями Брукнера в эпоху Челибидаке!) сохранили теплоту и «неоцифрованность» звука, которой так недостает многим современным оркестрам. Другой счастливой брукнеровской кульминацией фестиваля хочется назвать Четвертую симфонию в исполнении Незе-Сегена. Дирижеру удалось здесь все: и очень хорошие авторские темпы, благодаря которым первая часть звучала со спокойной эпичностью и без суеты; прослушанность – структурная и красочная, – отчего зазвучали и «заиграли» элементы музыкальной ткани, которых часто не хватает в других исполнениях; убедительные большие линии, создающие архитектонику широкого дыхания. Особенно хочется поздравить Незе-Сегена с прекрасно выстроенной последней частью, которая прозвучала цельно и ни разу не грозила рассыпаться по форме. (Известно, что финалы – всегда наиболее проблемные для исполнения части симфоний Брукнера.) Хорошо, хотя и несколько бледнее, прозвучала 4 сентября Третья симфония Брукнера на концерте амстердамского Оркестра Консертгебау под управлением Манфреда Хонека. Впрочем, эту бледность я отношу, скорее, за счет самого произведения (на мой взгляд, менее зрелого по сравнению с последующими симфониями того же автора), чем его интерпретации, во многих отношениях вполне достойной.
Большой удачей этого же самого концерта я бы назвал исполнение Оркестром Консертгебау Пяти частей Веберна ор. 5 в авторской редакции для струнного оркестра и Пяти песен для голоса с оркестром Берга (на слова Петера Альтенберга). Оба этих пятичастных цикла прозвучали друг за другом, благодаря чему выявилось их внутреннее родство как двух небольших экспрессионистических симфоний: камерной симфонии для струнных – и вокальной симфонии для голоса с гигантским составом оркестра, с которым удалось справиться певице Анетт Фритч. Чего нельзя сказать, к сожалению, о солистах уже упомянутого вечера с Оркестром Немецкой оперы, где во втором отделении исполнялось целиком 3-е действие из вагнеровского «Зигфрида». Обоих мужчин, исполнявших Вотана и Зигфрида, было, увы, едва слышно…
Среди других программ с музыкой Циммермана стоит особенно похвалить выступление Берлинского филармонического оркестра, на котором прозвучали также произведения Стравинского, Дебюсси и Лигети. Понравилась концептуальность, с которой была составлена эта программа. Открывался концерт еще одним «ритуалом» Стравинского – его Симфониями для духовых инструментов. (После них шел Скрипичный концерт Циммермана.) Во втором отделении прозвучали все три части «Образов» для оркестра Дебюсси – в интересном и убедительном «шахматном» порядке с двумя выдающимися сочинениями Лигети 1960-х годов: «Lontano» («Вдалеке») и «Атмосферы», в которых композитор, в продолжение и развитие «дебюссистской» линии звукового мышления, доводит до предельной тонкости сверхнасыщенную и постоянно видоизменяющуюся звуковую ткань.
Вкратце перечислю еще несколько смысловых кульминаций фестиваля. К ним, безусловно, относятся и остальные юбилейные концерты Штокхаузена. Упомянутый уже Пьер-Лоран Эмар также принимал участие в концертах 15 и 17 сентября, на которых исполнялись знаковые акустические
и электронные сочинения Штокхаузена эзотерического периода творчества: «Телемузыка», «Цикл» для ударника, «Рефрен», «Контакты» и в отдельном концерте – «Мантра» для двух роялей и кольцевого модулятора. Необходимо упомянуть исполнение семи сочинений Веберна для различных составов камерного оркестра (включая и вокальные) в одном отделении концерта Оркестра Академии Ансамбля Модерн под управлением Энно Поппе – в качестве юбилейного приношения композитору, которое состоялось 3 сентября. А также – Третью симфонию Малера в исполнении Андриса Нелсонса, Бостонского симфонического оркестра, Сьюзан Грэм (альт) и Детского хора лейпцигского Гевандхауса (6 сентября). А также – выступления Джорджа Бенджамина с Берлинскими филармониками и Камерным оркестром имени Малера (8, 9 и 12 сентября), на которых, помимо его собственных сочинений, звучали Булез («Каммингс-поэт»), Лигети («Часы и облака»), Шёнберг («Просветленная ночь») и Равель (Концерт для левой руки с оркестром с Седриком Тибергьеном за роялем).
В качестве последней мощной юбилейной кульминации Musikfest хочется упомянуть концерт Немецкого симфонического оркестра, Хора Берлинского радио, солисток Эрин Морли, Анны Стефани, Катарины Магиры и Фелисити Лотт под управлением Робина Тиччати, состоявшийся 16 сентября. В нем прозвучали еще два грандиозных ритуала – две мистерии оперной и театральной музыки: сюита из вагнеровского «Парсифаля» (составленная Клаудио Аббадо) и музыка Дебюсси к пьесе Габриэля д’Аннунцио «Мученичество Святого Себастьяна». Столь необычное для Дебюсси сочинение с его прерафаэлитскими красотами – особенно редкий гость на мировых концертных площадках. Этот вечер можно считать наиболее достойным вкладом фестиваля в память о двух композиторах, чьи годовщины смерти мы отмечаем в 2018 году.