События
Любители оперы отмечали в этом году в Вене редкий праздник – две новые постановки «Нормы» с разницей в неделю. О первой постановке – Василия Бархатова – мы уже писали («Норма 1: 0»).
Постановка Сирила Теста и Микеле Мариотти в Венской опере представила несколько более традиционную версию «Нормы», как картину героической борьбы угнетенного народа против невидимых захватчиков. Время действия перенесено в условное начало ХХ века, а почвенная «народность» драмы подчеркивается красными фольклорными платками, которые партизаны и партизанки носят на голове, на плечах, накидывают на ватники и используют в ритуальных танцах (ария Нормы Casta diva, исполняемая в березовой роще, сопровождается обрядовой подтанцовкой).
В этом же лесу происходит в финале и вооруженное восстание народных масс, возглавляемое простоволосой Нормой с винтовкой наперевес и все тем же красным платком на плечах. Основное действие разворачивается в огромном неуютном пространстве (напоминающем заброшенный храм), выполняющем функцию убежища и полевого госпиталя. Несмотря на старомодную статуарность хоровых сцен, все же хору Венской оперы удается высечь эмоциональную искру из музыки Беллини. Так же, как и Ильдебрандо Д’Арканджело в роли Оровезо – даже бутафорская картонность амплуа оперного предводителя не мешает итальянскому басу идеально соответствовать ему сценически и вокально. Для главных же действующих лиц этой драмы (Федерика Ломбарди – Норма, Василиса Бержанская – Адальджиза и Хуан Диего Флорес в роли Поллиона) французский режиссер Сирил Тест, к сожалению, не подобрал никаких ходов и сценических решений – будь они в традиционном или остро парадоксальном ключе. Ровно год назад Тест ярко дебютировал в Венской опере с постановкой «Саломеи» Рихарда Штрауса (с Малин Бюстрем в главной партии), в которой активно и очень удачно пользовался живой камерой, выводя на экран крупные планы участников этой семейной драмы, обнажая их душевную эрозию. В новой постановке Тест снова использует свой фирменный прием, транслируя в отдельных сценах на прозрачный занавес лица Нормы и ее детей. Технически это позволяет придать дополнительный объем и полифоничность сценографии спектакля, но, по сути, не добавляет никаких дополнительных красок образу главной героини. Если после постановки Бархатова критики спорили, кто же она, эта Норма, прежде всего – мать, жрица, народный лидер, то здесь этот вопрос даже не встает – это певица на сцене, исполняющая одну из сложнейших партий в репертуаре оперного сопрано. В большинстве длительных ансамблевых сцен солисты предоставлены на авансцене сами себе в борьбе с бесконечными мелодиями Беллини. Пожалуй, единственным визуальным бонусом этой статичной постановки служит вибрирующий светящимися красками узкий экран, который дважды спускается на сцену – сначала как священная луна и затем как жертвенное пламя, в котором сгорает Норма.
Сценическая упрощенность режиссерского решения вынуждает еще пристальнее концентрироваться на технике пения – виртуозных пассажах и колоратурах сольных партий. И приходится признать, что, несмотря на несомненные удачи отдельных моментов сольных и дуэтных номеров, несмотря на то, что сама музыка помогает и направляет солистов, в целом они не вытягивают спектакль на высоту, достойную партитуры Беллини. Федерика Ломбарди очень убедительна в лирических страницах оперы, но ее не хватает на тот мощный драматический диапазон, который заложен в этой партии композитором. Василиса Бержанская в роли Адальджизы с ее светлым и мягким тембром в сценах с Поллионом достигает и высот драматизма. В пространных же дуэтах с Нормой ее высокое меццо практически сливается тембрально с голосом Ломбарди, что лишает эти сцены выразительного контраста. Хуан Диего Флорес в роли Поллиона на премьерном спектакле очаровал критику сладостной страстностью в сценах с Адальджизой и вызвал упреки в недостатке силы и объема голоса. Возможно, причиной тому были проблемы со здоровьем – Флорес был вынужден по болезни отменить два следующих спектакля: на первом его заменил Фредди де Томмазо (только что исполнивший эту партию в Театре «Ан-дер-Вин»), а на втором – молодой тенор Дмитро Попов, который в конце марта выходит на сцену Венской оперы в новой постановке «Иоланты» в партии Водемона.
Важным двигателем действия на фоне статичной режиссуры и не самого яркого вокала становится Венский филармонический оркестр под управлением Микеле Мариотти. Присутствие оркестра как важной драматической единицы этого спектакля становится очевидно уже с первых тактов увертюры. Оркестр старается сразу за всех, увлекая «разговорчивой» выразительностью инструментальных соло, живой вариативностью темпов, вытягивая за собой на буксире всю эту несколько монотонную сценическую конструкцию.
Несмотря на все объективные и субъективные упреки к спектаклю в Венской опере, думается, что главной его неудачей был все-таки тайминг. Предшествовавшая ему постановка «Нормы» в Театре «Ан-дер-Вин» драматически и вокально задала слишком яркий тон – не обязательно, что именно так нужно ставить и исполнять «Норму» Беллини, но зато понятно, какой может быть эта гениальная опера.
