София Губайдулина: Моя точка опоры – в поиске тишины Персона

София Губайдулина: Моя точка опоры – в поиске тишины

Композитор-пророк София Асгатовна Губайдулина скончалась от сердечной недостаточности 13 марта в своем домике в Аппене, под Гамбургом. Владимир Дудин (ВД) дважды встречался с Софией Губайдулиной (СГ) – в Петербурге в 2012 году, куда она приезжала в филармонию на российскую премьеру своей «Аллилуйи» для хора, оркестра, органа, солиста-дисканта и цветных проекторов, и в Дрездене в 2016-м, где в Земперопер состоялась немецкая премьера ее масштабной оратории «О любви и ненависти». В неспешной, предельно концентрированной речи композитора каждое слово ловилось на вес золота, и беседы производили впечатление встречи с истиной, читающейся теперь как грозное пророчество. Предлагаем расширенную версию интервью с ранее не публиковавшимися фрагментами.


ВД Слушая все без исключения ваши сочинения, кажется, что вы фиксируете в нотах звучание иных измерений – в этом чувствуется что-то невыразимо мистическое.

СГ Как вы знаете, к мистике христиане относятся отрицательно. Но, с другой стороны, искусство не может существовать без мистического, потому что искусство – всегда тайна. Мы настолько высокомерны, что думаем, что все знаем, что не существует ничего, кроме наших знаний, а если что-то и существует, то это уже мистика. Если вы связаны с искусством, то обязательно вступите в область таинственного, которое становится вашей данностью, излюбленным с детства состоянием, без которого нельзя обойтись.

ВД В вашей музыке так много предельно громких эпизодов, апокалиптически обрушивающихся на слушателя. Это стремление достучаться до оглохших людских сердец?

СГ Это очень глубокий и даже интимный вопрос. Для меня наибольшую роль играет как раз тишина, моя точка опоры – в поиске тишины. Когда достигаешь наибольшей степени концентрации, оказывается, что за пределами тишины существует такая борьба, такая жуть, какую не представить в жизни. У меня есть мистическое предположение, что в основе мира лежит диссонанс. В моих «Страстях по Иоанну», в момент, когда Ангел говорит: «И тут родилось безмолвие…», звучат три больших барабана на фортиссимо.

ВД В вашем творчестве фактически отсутствует категория комического. Вы видите трагедию главным жанром жизни?

СГ Трагедия фундаментальна. У меня складывается впечатление, что сегодня большая часть людей обманывается, что можно жить только радостью, исключив скорбь и страдание. Чистая радость, на мой взгляд, – вырожденное состояние. Состояние чистого восторга и остановка на нем – неправда. Такое состояние быстро исчерпывается и не приносит удовлетворения. Без скорби и страдания невозможна полнота – это нужно принять как благо.

ВД Во многих ваших сочинениях слово играет решающую роль. В современном же мире слову давно уже не живется хорошо и свободно.

СГ Но это же чисто человеческое свойство – любить слово. Хотя сегодня, с моей точки зрения, происходят опасные явления, потому что слово обесценивается, изнашивается. Люди используют эту изношенность, оставляя только знаки слова. Думаю, что общение с компьютером и интернетом провоцирует точечное сознание. Это очень опасно для Слова в высоком его смысле. Так же, как опасно плоское существование без отношения к высокому измерению жизни. Люди теряют терпение выслушивать фразу – они хотят точной формулировки, быстрой реакции, но это будет неправдой.

СГ На какой вопрос вы ищете ответ и его не находите?

ВД Есть один вопрос, на который нет ответа. Звучащая ткань, которую мне удается услышать, в мистическом (если не бояться этого слова) измерении настолько восхитительна, что рождает ощущение будущего сочинения. Но в этой ткани есть такие звуки, которых нет в инструментах оркестра и в голосе, нет в технике, которая нам известна…

СГ В электронной музыке не видите помощи?

ВД Электронная музыка обещает много, а не дает даже того, что есть. Я занималась электроникой, но разочаровалась. Так вот, многое из того, что вам прислышалось, вы не можете записать, потому что для этих звуков нет инструментов. Можно приблизиться к тому слышанию лишь в воображении. Следовательно, вы должны себя ограничить – и правильно сделаете, потому что искусство состоит в самоограничении. Это равносильно поднятию на Голгофу, и каждое сочинение – это Распятие.

ВД Вас в свое время вместе с Альфредом Шнитке и Эдисоном Денисовым причисляли к авангардистам. Как вы относитесь к авангарду в искусстве?

СГ Авангардистами нас назвали потому, что надо было найти бранное слово – нас надо было как-то обругать. Я ничего не имела против этого слова. Не буду же я оправдываться? Но время изменилось, и это слово стало обозначать принадлежность к особому кругу прогрессивных людей. И тогда я поняла всю проблематичность понятия «авангард в искусстве». Я не хочу идти в стаде, в стае. Эта постановка вопроса – результат прогрессистского сознания и является неправдой по отношению к искусству.

ВД Насколько современному человеку удается сохранять религиозность сознания?

СГ Меня беспокоит, что современные люди потеряли религиозность. Я художник, а художество держится на этом основании, его корень – религиозное сознание. Без него человек окажется в вырожденном состоянии. Самая большая угроза для человека сегодня – потеря измерения, которое я называю «измерением высоты». Человек не может находиться только на плоскости «причина – следствие – причина – следствие», «заработал – съел – заработал – съел». Он обязательно время от времени должен восходить в другое измерение жизни – по вертикали, находя эту возможность в религии или в искусстве. Эту возможность все мы получаем в Евхаристии, когда Христос среди нас, и в это время вся вибрация верующих концентрируется в одной единственной точке – точке соединения вибраций душевной и духовной, множества в единстве. Потеряет человек это измерение – начнется абсолютное падение, вырождение. «Заработать – съесть» – это конец.

ВД Что сегодня острее всего чувствуете в атмосфере мира?

СГ Мир стоит у края пропасти. Стоит кому-то сделать неверный шаг, и этой планеты может больше не быть. Это очень жалко. Накоплено столько ценностей, которые мог создать только человек. Разум сегодня подавлен. Я наблюдаю в новостях по телевизору за поведением политических элит и должна признать, что многие важные люди не думают вообще.

ВД Вы живете в Германии. Тоскуете по Казани?

СГ Я человек мира, хотя Казань для меня – место, где я провела юность, которая всегда оказывается фундаментом для человека. Конечно, мне очень важно возвращаться домой, оказаться в поле, чтобы снова черпать силы от деревьев, кустов, травы, земли. Я живу в деревне, где нет никаких магазинов, предприятий: две улицы, а дальше – поле. Меня держит мысль о том, что скоро я снова попаду в благостное лоно природы.