Репутация главного лоббиста отечественной музыки XX века давно прикрепилась к ансамблю «Студия новой музыки». Редко исполняемые экспериментальные партитуры прошлого столетия – постоянные гости их программ. Поэтому концерт «Любовь в нотах», буквально воскрешающий музыку Михаила Матюшина, будто нарочно создавался под репертуарную стратегию коллектива. Амбассадором проекта выступил музыковед Сергей Уваров, уже несколько лет занимающийся реставрацией творчества этого мастера-универсала авангардного периода – композитора, скрипача, художника, режиссера и философа. Творческий тандем Михаила Матюшина с его женой, поэтессой и художницей Еленой Гуро стал главной идеей не только для концерта, но и для ламповой выставки «Любовь в авангарде: Михаил Матюшин и Елена Гуро» в Центре «Зотов».
Матюшин и Гуро – ценные пазлы в картине искусства периода 1910-1920-х годов, но по совокупности факторов их имена звучат сильно реже, чем Малевича или Маяковского. Тем важнее программы, что подсвечивают их личности, мысли, наблюдения и художественные поиски. Гуляя по выставке, можно погрузиться в хрупкий поэтический мир супругов: найти портреты, посвященные друг другу, рисунки, раритетные партитуры, эксперименты с сочетанием цветов, аудиопримеры в уютных закоулках, цитаты и поясняющие комментарии кураторов. Не обошлось без уголка о знаменитой футуристической опере «Победа над Солнцем» – визитной карточке Матюшина. Большие блоки выставки посвящены пьесам Гуро: с книжными изданиями, нежными карандашными и акварельными иллюстрациями, а также нотами. Матюшин написал музыку к ее «Шарманке», «Небесным верблюжатам» и «Осеннему сну», и именно они прозвучали на концерте солистов «Студии новой музыки».
Чтобы концерт мог сегодня состояться, Сергею Уварову потребовалось заняться кропотливой работой с архивами Матюшина, обнаружить там ноты спустя многие годы забытья, собрать разрозненные рукописные листы и выстроить их по сохранившимся планам. Научно-реконструкционная работа над партитурами, вышедшая за пределы конференционных отчетов в сценическое пространство, – само по себе огромная победа исследователя.
Затея концерта красива: она не только проливает свет на музыкальное прошлое, считавшееся утраченным, но и прокладывает мостик к шестому мая 1928 года, когда на вечере памяти Гуро прозвучала музыка к тем же трем пьесам, что и сейчас. Все сочинения – прямое свидетельство парения супругов, их парного дыхания в унисон. Вдохновленный творчеством жены Матюшин начал писать музыку в свои почтенные сорок лет к пьесе «Нищий Арлекин» из «Шарманки» и вскоре сам занялся изданием работ Гуро. После ранней кончины своей музы он не мог отпустить память о ней, продолжал ставить спектакли по ее пьесам вместе со своими учениками. Так возникли и «Осенний сон» в 1921 году, и «Небесные верблюжата» в 1922-м.
Сегодня, спустя целый век, мы стали свидетелями возрождения его музыкальных работ. Очаровательна и проникновенна «Канцона» Арлекина с декламацией Андрея Капланова под фортепианное сопровождение Моны Хабы; драматична и пластична краткая миниатюра для голоса, скрипки и фортепиано на текст «Обещайте» из «Небесных верблюжат» с ее четвертитоновым соло на скрипке – передовым открытием Матюшина для своего времени. Но сравнивать музыкальный язык композитора к этим театральным пьесам с новациями в «Победе над Солнцем» невозможно: здесь скорее веет трепетным, прекрасно-наивным романтизмом в духе элегических художественных набросков Гуро. Вполне вероятно, сценическая часть была более экспериментальна, во всяком случае, если судить по описаниям «Осеннего сна» – единственной пьесы, исполненной на концерте в полномасштабном формате. Сам факт, что Матюшин был на постановке одновременно композитором, режиссером, художником и скрипачом, уже говорит о его футуристическом мышлении: он смотрел в будущее, представляя сцену как единое пространство звука, движения, слова и визуального ряда. К мысли о синтезе искусств они дошли вместе с супругой, но воплощал он это уже без нее.
«В “Осеннем сне” говорится не о том, что написано», – утверждала Гуро, и таков ее символистский, глубоко личный мир пьесы о романтичном юноше, появляющемся в двух образах: принца Гильома и барона Вильгельма. Спектакль Матюшина был акусматическим, зрители не видели, но слышали актеров, движущихся вокруг зала; помимо текста звучали инструменты, в том числе и шумовые, а публика наблюдала за повторами сценической конструкции, трансформирующейся по ходу действия пьесы. Вполне перформативный и почти мультимедийный проект, даже по лекалам сегодняшнего дня. Вероятно, многие детали уточнялись прямо во время постановки, не все фиксировалось; а что фиксировалось – в основном утеряно, поэтому восстановить характер действия сейчас невозможно.
Отделять музыку с текстом от остальных сценических частей в синтетических проектах все же болезненно: Матюшин, очевидно, мыслил все элементы как единую партитуру. Певцы в роли декламаторов – Екатерина Кичигина, Анна Михтарян, Ренат Фартдинов и Андрей Капланов – подробно доносили текст. Музыканты – Мона Хаба на рояле, Екатерина Фомицкая на скрипке и Ольга Галочкина на виолончели – воссоздавали атмосферу картин действия. Раньше, видимо, эти звуковые эпизоды соответствовали движению сценической конструкции, а сейчас просто повисали в воздухе. Художественная читка пьесы с нелинейным повествованием и фрагментарно появляющимися музыкальными вставками приоткрыли завесу тайны над спектаклем, но воспринимать концертную версию без театральных решений оказалось сложно.
Путь открытия творчества Матюшина и Гуро, по сути, только начался. Пока это прошло скорее в жанре презентации научных открытий и находок, действительно важных в истории этой пары. Как сделать так, чтобы сегодня эти пьесы нашли место в сердцах публики? Приглашать ли режиссера для постановки обнаруженного материала? Сергей Уваров наверняка будет продолжать знакомить публику с деятельностью пары и найдет способы не только реанимировать партитуры, но и достроить экспериментальные сценические решения.