События
В Московской консерватории издавна существует традиция – приглашать своих именитых выпускников поработать с консерваторскими коллективами. Так поддерживается эстафета поколений, в контексте которой в этом сезоне за пульт Концертного симфонического оркестра Московской консерватории встал Константин Чудовский, главный дирижер Государственного Кремлевского оркестра и театра «Урал Опера Балет». Получив карт-бланш, он предложил сделать программу русской музыки конца XIX – начала XX столетия, высветив несколько ее граней: сказки и фольклор (за них отвечал Лядов), лирика, драматизм (Чайковский), эпика (Калинников).
Последнее определение не зря прозвучало в адрес Василия Калинникова, ведь его Первую симфонию Чудовский превратил в чересчур масштабное и пафосное полотно, что этому автору, преимущественно лирику, не совсем к лицу. Во всех частях господствовали оттенки форте и меццо-форте, хотя в партитуре есть немало деликатных нюансов. Возможно, дирижер хотел вывести на первый план русскую «размашистость», местами присущую циклу, но это привело к тому, что Первая симфония Калинникова нередко звучала, как «Богатырская» Бородина.
В отличие от первой части концерта, во второй во всех сочинениях у Концертного симфонического оркестра появились необходимые оттенки и нужная фильтрация эмоций, во сто крат улучшилось и качество игры.
Например, в «Ромео и Джульетте» Чайковского Чудовский прекрасно выстроил аффективный баланс между суровой, ожесточенной темой вражды, играя которую, оркестр будто высекал искры, и страстной, словно уходящей в небеса темой любви. Яркость контрастов была поистине театральной: несмотря на внутренний отказ автора изображать в музыке конкретные эпизоды произведения Шекспира, его образы моментально возникали в воображении.
Отнюдь не банальными вышли трактовки симфонических миниатюр Анатолия Лядова. «Волшебное озеро» показало КСО как коллектив с действительно богатой нюансировкой: тремоло струнных на тончайшем пианиссимо с включениями крошечных соло различных инструментов рисовало потрясающую по своей звукописи музыкальную картину, передавая и застылость водной глади, и порой попадающие на нее блики света.
А «Баба-Яга» с ее зловещей фантастикой, уникально подобранными тембрами низких деревянных духовых (бас-кларнета, фагота) и ксилофона, удивительной осязаемостью музыкального образа в интерпретации коллектива воспринималась как саундтрек к какому-нибудь диснеевскому мультфильму или самым первым образцам «ужастиков». Ведь Лядов в этом сочинении предвосхищает весь XX век с его погруженностью в мир потустороннего и обращенностью в иные цивилизации.
Бисы продолжили тему концерта. «Музыкальная табакерка» Лядова и «Русский танец» из «Щелкунчика» Чайковского не были довеском к программе, а, наоборот, стали ее красивой и весьма остроумной кодой. Жаль, что не прозвучала лядовская «Кикимора», удачно вписавшаяся бы в финал и завершившая «сказочный» триптих.
