События
В последние несколько лет Ла Скала периодически ставит по одной русской опере в сезон: после «Хованщины» (2018/2019), «Пиковой дамы» (2021/2022) и «Бориса Годунова» (2022/2023) пришла очередь «Евгения Онегина». Над спектаклем работали режиссер Марио Мартоне, сценограф Маргерита Палли, художница по костюмам Урсула Пацак, художник по свету Паскуале Мари, хореограф Даниэла Скьявоне, видеодизайнер Алессандро Папа и дирижер Тимур Зангиев.
Искушенные меломаны и русскоговорящая аудитория стремится попасть на нечастые постановки русских опер, тем более что певческий состав в последнее время на 95 процентов состоит из носителей языка и культуры, способных передать все нюансы национальной вокальной традиции. Переговоры о нынешнем «Евгении Онегине» велись с Валерием Гергиевым несколько лет назад, но после известных событий проект заморозили, и в итоге за дирижерский пульт пригласили Тимура Зангиева.
В двух словах концепцию Марио Мартоне можно охарактеризовать как постепенное разрушение цвета (и света) и приход к полному мраку (и отсутствию цвета): от бескрайнего голубого и ночного звездного неба к затянутому грозовыми тучами горизонту и, наконец, к зияющей пустоте черной сцены. На пути встречается немало несуразицы, но все уже давно привыкли к режиссерским причудам, и если музыкальная сторона спектакля убеждает, то на издержки интерпретации можно буквально закрыть глаза.
Декорации Маргериты Палли представляют собой куб, окруженный наполовину несжатой пшеницей, в нем располагается спальня Татьяны, заваленная книгами, перед кубом – несколько стульев и стол; в сцене бала у Лариных куб перемещается в глубину сцены, оставляя место каменным помостам и металлической трибуне; гостиная петербургского дома Гремина меблирована роскошным диваном и несколькими стульями.
События разворачиваются в условное «наше время», кто-то из рецензентов различил 80-е годы прошлого столетия и колхоз (!), мне показалось, это скорее смесь последних полутора-двух десятилетий с отсылками к 1990-м. Единственный ориентир – костюмы Урсулы Пацак, более конкретных отсылок к историческому периоду в спектакле нет. Художница облачает сестер Лариных в соответствии с их характерами: Татьяну – в скромное платьице и удобные спортивные туфли, Ольгу – в облегающие джинсы, яркую блузку и босоножки на высоких каблуках. К празднику по случаю собственных именин Татьяна переодевается в джинсы и белый жилет-пуховик, а Ольга – в короткую юбку и шубку. Мужчины одеты нейтрально: в деловой костюм – городской повеса Онегин и в куртку-ветровку – Ленский.
Куда более эклектичны наряды массовки и хора (сначала крестьян, а потом гостей в доме Лариных). Чего тут только нет – кажется, собрались вместе городские и деревенские жители, победнее и побогаче, из России и СНГ прошедших десятилетий. Под звуки хора «Болят мои скоры ноженьки» эта пестрая толпа заполняет сцену, в руках прибывших снопы, сельскохозяйственный инвентарь и… иконы. Судя по всему, постановщики решили совместить праздник окончания жатвы и крестный ход, на который забыли позвать священника. Крестный ход плавно перетекает в разудалую пляску с элементами брейк-данса и хип-хопа на фоне хора «Уж как по мосту, мосточку», девушки поверх брюк-карго и спортивных брюк повязали платки с бахромой, наверное, чтобы подчеркнуть неразрывную связь с цыганской культурой.
После демонстрации летней одежды на именинах Татьяны, устроенных на открытом воздухе, можно полюбоваться и зимней коллекцией, подобранной по аналогичному принципу. Гости танцуют в духе contemporary dance, который порядком диссонирует с вальсом (хореограф – Даниэла Скьявоне). Единственная вальсирующая пара – Татьяна и Онегин. Дальше – больше. Кроме военной музыки на праздник прибыли и вооруженные автоматами Калашникова военные, в глубине сцены припаркован их открытый джип. После вызова на дуэль то ли по недосмотру, то ли по пьяной неосторожности (Ротный, объявлявший котильон, был изрядно навеселе) вспыхнул пожар, поглотивший Татьянину светелку.
Несомненно, дуэли нынче анахронизм, а вот русской рулетке место всегда найдется. У бывших приятелей на двоих один пистолет, они по очереди подносят его к виску, единственный патрон достается Ленскому. Таким образом, Мартоне, по его собственным словам, спроецировал оперную ситуацию на печально известный братоубийственный конфликт.
Петербургская гостиная отделена от зрителей полупрозрачной алой драпировкой, мечущиеся в electro dance тени свидетельствуют о том, что торжество достигло апогея. Элегантно одетых гостей и Татьяну в великолепном вечернем бархатном платье можно рассмотреть, когда занавес приоткрывается, чтобы позволить представление бывших соседей по поместьям. Заключительный диалог разворачивается на совершенно пустых подмостках; после объяснения тьма поглотит и княгиню, оставив Евгения наедине с собственными терзаниями.
К сожалению, музыкальный ряд не смог компенсировать своеобразия режиссуры: оркестранты, видимо, утомленные гастролями, ограничились технически безукоризненным, но лишенным вдохновения исполнением. Тимур Зангиев прекрасно соблюдал баланс с голосами, кое-где очень заметно «прибирая» звучность, однако интерпретация не выходила за пределы качественной профессиональной работы.
Аида Гарифуллина в роли Татьяны выглядела очень органично, жаль, что сценическое мастерство оказалось заметно выше вокального: ее голос явно слишком легок для партии героини Чайковского. Верхние ноты звучали резко, нижних практически не было слышно, нюансировки и прочих тонкостей я тоже не заметила. Более удачным было выступление других певцов: лучшим в квартете солистов и по эмоциональной отдаче, и по выразительности был Дмитрий Корчак (Ленский), без изысков, но уверенно выглядел Онегин Алексея Маркова, красивый голос и естественное поведение на сцене продемонстрировала азербайджанская меццо-сопрано Эльмина Хасан (Ольга). Порадовали и исполнители второстепенных ролей: Дмитрий Ульянов (Гремин), Алиса Колосова (Ларина), Юлия Герцева (Филиппьевна), Олег Бударацкий (Зарецкий), Ярослав Абаимов (Трике) и хор театра, подготовленный Альберто Малацци.
Финальные аплодисменты были на редкость холодны и непродолжительны – зрители начали расходиться еще при открытом занавесе и погашенной люстре, а выход сопрано сопровождался громким «буканьем» публики с верхних ярусов.
