Персона
У пианиста и композитора Риада Маммадова (РМ), за плечами которого аспирантура Московской консерватории, в этом году уже вышли два сольных альбома. Маммадов попеременно играет концерты то на ведущих московских сценах, то в популярных джаз-клубах. В интервью Анне Коломоец (АК) он рассказал, в частности, об исследовании мугама, о синтезе Востока и Запада в новом альбоме и о творчестве в амплуа академического музыканта.
АК Риад, в Малом зале «Зарядья» прошел концерт, посвященный выпуску ваших новых дисков. Вы выступали в ансамбле с Юрой Гинзбургом и Сергеем Корчагиным. На следующий день у вас был концерт в Санкт-Петербурге, но уже без этих ребят. Как удалось сыграть ту же программу, но уже в одиночку?
РМ Сольное исполнение в каком-то смысле гораздо сложнее, чем ансамблевое. Ведь игра в небольшом джазовом коллективе предполагает гармоничное соотношение друг с другом. В джазовой музыке важно не то, как ты играешь с контрабасистом или с барабанщиком, а то, как он играет с тобой. Речь идет не о подстраивании, это вопрос живого диалога. Очень ценно слушать и слышать, уши в джазе – это все. В Петербурге концерт получился совсем иным, и по атмосфере, и по смыслам, которые я открыл для себя и слушателей через одни и те же произведения. И для меня очень ценно, что эти два дня сложились именно так: я сам увидел многогранность этой музыки, то, как по-разному она открылась.
АК Ваши альбомы East of Eden связаны с искусством мугама. Оно как-то отражается на вашем исполнительском стиле?
РМ Мугам очень влияет и открывает большие возможности. Например, финал Второй сонаты Скрябина, побочная партия – это же такой Восток! А ведь Скрябин – русский композитор. Для большого количества авторов Восток имел одно из центральных значений в творчестве. Среди них, например, Глинка, Балакирев, Римский-Корсаков, Бородин, Рахманинов. Сразу становится интересно, какие действительно картины возникали перед их взорами. Ведь сейчас образы Востока нам навеяны книгами, фильмами, учебниками. Но какими они были в действительности? Вернемся к побочной партии скрябиновской сонаты: зная историю мугама, его средства выразительности, я по-своему интерпретирую интонации в этой теме. Понимаю, где можно нарушить правила и, скажем так, не быть хорошим студентом.
АК Мугам – импровизационное искусство. В интервью вы часто упоминаете о родстве джаза и мугама. Сказывается ли это на ваших импровизациях?
РМ Мне сложно сказать на словах, как именно мугам влияет на меня, и гораздо легче выразить это в музыке. Мое искусство – это комплекс русской фортепианной школы, знаний мугама и его средств выразительности. Конечно, мугам помогает шире взглянуть на различную национальную музыку, например, балканскую или греческую. А еще он помогает мне коммуницировать. У меня есть товарищ Андреас Мустукис, и посредством мугама мы можем вести диалог, лучше понимаем друг друга. Мугам – культура, во многом отразившаяся на культурном коде Востока. Это и темперамент, и определенная форма человеческой мысли.
АК Вы заканчивали Московскую консерваторию как пианист, а аспирантуру – как музыковед. Свою диссертацию вы также посвятили мугаму. Что вас к этому подвигло?
РМ В 2014 году Теодор Курентзис развернул свой проект Winterreise в БЗК, там я познакомился с его братом Вангелино. Он и предложил мне стать музыкальным советником церемонии открытия Первых европейских игр в Баку. Дальше мы полетели в Берлин, записали там множество симфонических партитур: Уолтона, Сибелиуса, Шостаковича и азербайджанскую симфоническую музыку. Я никогда не забуду свои ощущения в зале Funkhaus Berlin – от записи финала Второй симфонии Сибелиуса. Параллельно в голове возникли мугамные интонации. Сибелиус и мугам никак не связаны, но само собой это проявилось. Там же мы записываем партитуру Фараджа Караева – оркестровку произведения его отца Кара Караева. Это невероятная музыка, заражающая любовью к мугаму. Удивительно, конечно, что к мугаму я пришел не только благодаря родным корням, но и через европейскую культуру и беседы с Теодором и Вангелино.
АК В чем была новизна вашего исследования? Почему вы не продолжили свою научную деятельность?
РМ Тема моей диссертации звучит так: «Система жанров в современном музыкальном искусстве Азербайджана и процессы жанровой гибридизации». Состоит она из двух частей: в первой я рассматриваю все жанры азербайджанской музыки – от ашугского искусства и до мугама. Вторая часть посвящена гибридным жанрам. Этот термин упоминает еще академик Лихачёв в своих трудах, но к азербайджанской музыке он применяется впервые. Ведь мугам глубоко проникает в другие жанры академической музыки: оперу, симфонию. Традиционное и академическое так тесно переплетаются друг с другом, что непонятно, где заканчивается одно и начинается другое.
История с моей защитой, конечно, затянулась… Всему свое время, но мне бы хотелось довести дело до конца. Моему труду уже одиннадцать лет, я написал множество статей на тему диссертации, обидно было бы все бросить.
Я невероятно благодарен своему научному руководителю Валентине Николаевне Холоповой. Мы часто с ней созваниваемся, обсуждаем какие-то детали работы.
АК Применили ли вы свои научные изыскания в записи альбомов East of Eden?
РМ В этих альбомах я стараюсь рассмотреть мугам через призму самых разных жанров: симфонии, оперы, джаза. На концерте в «Зарядье» я представил «электроакустический мугам». Меня не вполне удовлетворяет это слово, но пока я еще не нашел более точного определения: мугам я соединяю с аналоговыми синтезаторами.
АК Названия альбомов созвучны с одноименной книгой Стейнбека. Имелась ли в виду аллюзия на этот роман?
РМ На самом деле специальных пересечений здесь нет. Это результат моих размышлений. Какие образы мы храним в себе? Действительно ли они таковы, как мы их представляем? Действительно ли они сформированы внутри нас, без влияния внешнего мира? Каков наш истинный «уртекст»? В альбоме я пытаюсь найти ответы на эти вопросы. И в названии эти мысли тоже отражаются.
АК На записи множество ваших композиций, где мугаматист исполняет тексты на азербайджанском языке. Слушателю, не знакомому с искусством мугама, будет трудновато воспринимать смысл композиций. Как быть в такой ситуации?
РМ Да, здесь большое значение имеют авторские тексты, которые мне и переводчику предстояло перевести с азербайджанского и персидского на русский. И это было еще одно большое путешествие по смыслам. Эти тексты – о том, что мир существует очень долго, прошло две с лишним тысячи лет от Рождества Христова, изменилось все и одновременно ничего, чувство прекрасного в человеке по-прежнему расцветает, как самый редкий цветок.
Мои композиции «наблюдают» за прекрасным – через музыку и поэзию. Переводы мы обязательно представим в буклете диска, когда он выйдет. В большинстве своем эти тексты о любви – чувстве, которое воспевали многие: и античные авторы, и Шекспир, и поэты и писатели нового времени. Но когда мы обращаемся к восточной поэзии и философии, то понимаем, что там любовь разворачивается совершенно иначе, она будто из другого измерения. Познание этих текстов приближает нас к пониманию этого мира, да и жизни в целом.
Удивительно: когда мы писали эти альбомы, никто из музыкантов не знал, какие поэтические тексты выберет ханенде (вокалист). Но писать частями мы не могли. Ведь всякий раз он по-разному импровизировал, выбирал разные тексты. Поэтому мы могли писать только единственным дублем, насквозь, от и до. На записи – концентрат идей и мыслей внутри стихотворных форм. Поэтому, чтобы выстроить правильную перспективу в музыке, я руководствуюсь определенными композиторскими техниками: где-то высвечиваю поэтические тексты, а в некоторых фрагментах главенствует инструментал.
АК Почему вы не избрали для себя стезю академического пианиста, с расписанным гастрольным графиком и концертами с оркестром? Все-таки в интернете пишут, что вы композитор и джазовый пианист…
РМ Не вполне могу согласиться. Я себя вижу, прежде всего, в амплуа академического пианиста. Русская фортепианная школа, все знания, полученные за время учебы в консерватории, и мой академический репертуар – та призма, через которую я смотрю на все. В том числе на Восток и джаз. Несколько лет назад я играл концерт в Пушкинском музее, в рамках выставки «Бывают странные сближения», и подумал: это именно то, что я делаю в музыке – нахожу сближения, порой странные, неожиданные, и представляю их слушателю. Кстати, на том концерте программа была как раз академической: Чайковский, Скрябин, Шопен. Синтез искусств через призму музея и его выставок оказался настолько мне и этой музыке близок, что потом я выпустил live-альбом с того выступления. Точное прочтение нотного текста – всего лишь ключ, чтобы открыть дверь в мир музыки. Истинная музыка начинается только за этой дверью. Ты ее открываешь, а там темная комната. Это страшно. Но в этой комнате ты становишься лицом к лицу со своим страхом, смотришь на свое отражение и находишь себя.
АК Вы говорите о некоторых музыкальных размышлениях на тему брамсовских интермеццо, у вас есть свой взгляд на интерпретацию музыки. Сравнивали ли вас, например, с Антоном Батаговым?
РМ Я очень люблю творчество Батагова. Это потрясающий музыкант, пианист, композитор. Такого сравнения я еще не получал, все-таки мы все индивидуальны и неповторимы.
АК Ваша музыка не похожа на всем привычный джаз с активными острыми ритмами, виртуозными соло… Вы действительно считаете себя продолжателем традиции мугам-джаза, как вас часто позиционируют?
РМ Мне кажется, не совсем правильно подхватывать за кем-то эстафету. У мугам-джаза есть свои корни – Рафик Бабаев, Вагиф Мустафазаде. Это легендарнейшие музыканты. В своем творчестве я исследую и открываю новые формы выразительности в современной музыке. Мне важно придумывать свое пространство, задавать время, формировать у слушателя хороший вкус. И еще важно сохранять связь с традицией прошлого – это великая ценность. Я не могу делить музыку на стили: вот зашел сейчас сюда – играю джаз, затем «стучусь в другую дверь» – играю Баха и Стравинского. Моя творческая деятельность синтезирует все эти направления. Ведь они помогают отыскать новые способы музыкальной выразительности.
АК Давайте представим… Если бы вы не повстречались с братьями Курентзисами, как сложилась бы ваша жизнь?
РМ У истории нет сослагательных наклонений. С Теодором я «окончил» еще одну «консерваторию», а с Вангелино – «консерваторию жизни». Это большая школа, и я рад, что мне довелось встретиться с ними. Не каждому выпадает такое счастье – работать и дружить с такими людьми и мастерами.
АК Вы находитесь в постоянном творческом процессе. Не устаете от музыки?
РМ Я никогда от нее не устаю, но порой утомляюсь, занимаясь на рояле. Какое-то время могу вообще не подходить к инструменту. Иногда нужно дать себе возможность позаниматься музыкой в голове, услышать то, что действительно звучит внутри тебя.
АК Какие дальнейшие творческие планы?
РМ Время покажет. Жизнь и сама преподносит удивительные вещи.
