События
Фестиваль проходит в Новосибирске в двенадцатый раз. За эти годы на нем прозвучало множество мировых премьер, написанных для художественного руководителя Транссиба скрипача Вадима Репина – от Леры Ауэрбах до Арво Пярта, от Михаила Плетнёва до Кузьмы Бодрова. В 2018 году здесь состоялась премьера опуса Софии Губайдулиной, ушедшей из жизни незадолго до начала нынешнего Транссиба. In memoriam во втором отделении концерта «Вадим Репин и друзья» прозвучало «Трио памяти великого художника» Чайковского. Как ни парадоксально, оставшись в тени всем знакомого, полного страстей Трио, премьера первого отделения – сложная и неброская «вещь в себе» – оказалась на своем месте.
Соната для скрипки и гитары московского композитора Никиты Кошкина ждала своего часа четыре года. Композитор, будучи и гитаристом тоже, не сомневался в имени первого участника дуэта – им стал Артем Дервоед, адресат авторского посвящения Сонаты, известный российский гитарист с международной карьерой. Дело оставалось за скрипачом и площадкой. Наконец, звезды сошлись, и впервые на Транссибе прозвучала премьера с участием гитары. В самом «тривиальном», как выразился Дервоед, сочетании со скрипкой, гитару можно услышать нередко, однако родственные тембры этих инструментов гораздо чаще появляются в барочных ансамблях, позднеклассицистских опусах и в сочинениях с так называемым «национальным колоритом», чего не скажешь о Сонате Кошкина. Ее гармонический язык родом из тонального авангарда ХХ века, джаза и минимализма, но ничто из этого не подчиняет себе развитие Сонаты полностью. Музыка Кошкина живет скрытой жизнью, интенсивно и витиевато сменяя стилистические маски, словно фильтры на фотографии, оригинал которой не предназначен для публичного показа. Эту нестабильность Сонаты непреднамеренно подчеркнули и оба исполнителя, не скрывавшие сценического волнения. «Родили! – первое, что сказал Вадим Репин в разговоре с прессой после исполнения. – Сложное произведение, в него нужно вживаться. И первое исполнение – это начало большой интересной работы. Я думаю, что мы его еще пару раз сыграем и тогда будем комфортно себя чувствовать». «Произведение оживает по-настоящему через несколько исполнений», – дополнил Артем Дервоед (еще одно исполнение состоялось на следующий день в Красноярке, а финальное ждет слушателей в Москве на закрытии фестиваля). И все-таки композитор не спрятался за гармоническую игру окончательно и компенсировал ее загадки весьма определенным эмоциональным вектором Сонаты, устремленным от сдержанной первой части к экспрессивному финалу. Все вернулось в привычное русло, когда Сонату сменил Квинтет для гитары и струнного квартета (Filarmonica-квартет) Марио Кастельнуово-Тедеско, написанный, по признанию автора, «в шубертовском ключе», но с испанским колоритом.
Исполнительское волнение не успело утихнуть ко второму отделению. В «Трио памяти великого художника» Чайковского Вадим Репин, виолончелист Александр Рамм и пианист Вадим Руденко создали экспрессивный ансамбль, управлял которым, как ни странно, Руденко, не жертвующий ни исполнительской точностью, ни интерпретаторской щедростью на фоне интонационных и звуковых потерь партнеров по ансамблю. Рояль как струнный оркестр, как арпеджио арфы, как человеческий голос – все это Руденко уместно применяет и микширует, раздвигая возможности ансамбля до пределов.
Транссибирский Арт-Фестиваль не фокусируется вокруг одних лишь премьер, его обаяние – в замечательно составленных программах с участием музыкантов мирового уровня, а также в подготовке тех, кто имеет шансы ими стать. Уже несколько лет Транссиб воспитывает будущее поколение на собственной образовательной программе, недавно пополнившейся мастер-курсами – особым форматом занятий, при котором ученик получает возможность не просто единожды встретиться с опытным музыкантом, но продемонстрировать ему исполнительский прогресс, достигнутый за 4-5 ежедневных занятий. Что касается молодых звезд, уже взошедших на сцену Зала имени Каца, то с фестивальным дебютом можно поздравить дирижера Федора Безносикова, представившего с Новосибирским академическим симфоническим оркестром «Петрушку» Стравинского, «Серенаду» Бернстайна, а также Увертюру к его же оперетте «Кандид» в качестве вступления к программе.
Во-первых, тут впору вспомнить о том, что второй композитор был поклонником и пропагандистом музыки первого. Неоднократно возвращаясь к «Петрушке» в «Шести Гарвардских лекциях» (они есть в записи и опубликованы на английском языке под названием The Unanswered Question), Бернстайн указывал на особый подход Стравинского к трактовке образа Петрушки. Композитор говорил о дистанции, которую соблюдает «Стравинский, однажды удаленный от объекта». В результате музыка становится своего рода эстетическим документом, неромантизированным, объективным представлением, а композитор выступает не как творец, выражающий себя и внутренние конфликты, но как автор, созерцающий специфический мир русского карнавала, к которому он ментально привязан. В интерпретации Федора Безносикова о подобных вещах даже забываешь, поскольку тембральная и динамическая нюансировка, с которой маэстро подходит к партитуре, живая, практически юношеская энергия, которую перенимает от дирижера оркестр, разрушают модернистские барьеры между музыкой и слушателями, и трогательная механика «куклы из кучи тряпок» превращается в витальную органику «русского Пьеро».
Во-вторых, можно вспомнить и о музыкантской широте Бернстайна, владевшего профессиями дирижера, пианиста и музыкального просветителя. Образование Федора Безносикова также выходит за пределы дирижерской профессии. За плечами у маэстро карьера скрипача, впрочем, сознательно оставленная: «Было намерение переродиться и осознать себя в новом качестве, чтобы не быть скрипачом, который что-то дирижирует, а стать именно дирижером. Конечно, благодаря скрипичному прошлому большая часть скрипичного репертуара мне очень хорошо знакома, я чувствую ее кожей и понимаю ее специфику», – поделился музыкант после концерта. Зная это, интересно было наблюдать за чутким взаимодействием маэстро с Павлом Милюковым, исполнившим ведущую партию в «Серенаде» Бернстайна для скрипки, струнных, арфы и ударных. Изначально названная композитором «Симпозиум», «Серенада» не вышла под этим названием. Бернстайну посоветовали избежать академичности, хотя именно этот заголовок отразил бы программный замысел сочинения, посвященного «Пиру» Платона (Symposium). Об отказе от первого названия композитор впоследствии жалел. Каждая из пяти частей является музыкальным воплощением высказываний великих античных ораторов о природе любви, каждая связана музыкально с предыдущей и воспевает любовные аспекты в подходящих для этого формах и жанрах. Комментируя танцевальный финал, Бернстайн говорит о своей музыке с позиции наблюдателя, а мысль его о самом себе замечательно рифмуется с той, что приведена выше о Стравинском. «Если в этом празднике есть что-то от джаза, – пишет Бернстайн, – я надеюсь, что это не будет воспринято как анахроничная греческая танцевальная музыка, а скорее как естественное высказывание современного американского композитора, проникшегося духом этого неподвластного времени званого ужина». На российской сцене «Серенада» звучит редко, и ее появление в программе Транссиба случилось благодаря директору фестиваля Олегу Белому, услышавшему исполнение Павла Милюкова в Москве. По мнению музыканта, эта музыка должна входить в золотой репертуар для скрипки, и трудно с ним не согласиться.
Еще один молодой, но уже известный артист, принявший участие в фестивале, – пианист Дмитрий Шишкин. Он представил программу из фортепианных миниатюр, увенчанную Второй сонатой Прокофьева в финале. В чередовании свободного, импровизационного и строгого, хорального начал пьес раскрылось особое свойство пианизма Шишкина, подчиняющего прелюдийную фактуру строгой динамической логике. Каждому звуку, которому предписано улететь, раствориться или остаться незамеченным, уделяется предельное внимание пианиста. Так, Хоральная прелюдия фа минор Баха, «Сказки» Метнера, Прелюдия op. 18 Франка, «Думка» Чайковского и несколько прелюдий Рахманинова словно обросли доспехами, обретя гораздо больший звуковой вес, чем обычно. И наоборот, фуги, прозвучавшие вслед за прелюдиями Баха и Франка, «Русское скерцо» Чайковского, соль-минорная прелюдия Рахманинова (Alla marcia, op. 23) и Вторая соната Прокофьева оказались теми сочинениями, где строгая игра Шишкина прозвучала привычнее.
Днем позже с ГАСО имени Е.Ф.Светланова под управлением Димитриса Ботиниса Шишкин исполнил Концерт № 23 для фортепиано с оркестром Моцарта, продемонстрировав необычную, «обруталенную» кантилену в знаменитой второй части и приблизив Adagio в ритмах сицилианы к маршу. Во втором отделении концерта прозвучала «Ленинградская» симфония Шостаковича, приуроченная к 80-летию Победы. Ускользая от выверенных темпов Шишкина и от выточенных жестов Ботиниса в Концерте Моцарта, оркестр словно копил силы для симфонии, в течение часа наполнявшей Зал имени Каца звуком невероятной силы. Так завершился четырехдневный концертный блок Транссибирского Арт-Фестиваля.
