События
Пятая “Реформационная” симфония Мендельсона у Владимира Юровского ожидаемо вышла несколько отстраненной, “рационализированной”, по крайней мере в первой части, отточенной, но и во второй части, и в финале хватило настоящего “лиризма”, к тому же Юровский почти любую музыку, а тем более к тому распологающую, воспринимает как концептуальную и “программную”, вот и во вступлении “реформационной” симфонии слышалось “органное”, а в коде финала “хоральное” звучание.
Надежда Гулицкая спела “Четыре последние песни” Рихарда Штрауса гораздо лучше, чем можно было ожидать – и хотя, по большому счету, ее относительно скромные вокальные возможности больше соответствуют формату театра п/р Елены Камбуровой, а не академической сцене, с Владимиром Юровским она выступает постоянно, далеко не всегда удачно, а тут прилично, и все-таки, во-первых, слушать оркестр было намного увлекательнее – в нем и детали, и оттенки, и чудесное скрипичное соло Сергея Гиршенко в третьей песне “Весна”, и обнаружившиеся (случайные? заложенные автором? проявленные дирижером? или мне помстилось?) переклички в концовке четвертой песни “На закате” с кодой симфонии Мендельсона; тогда как Гулицкая весь цикл исполнила на одной “краске”; и во-вторых, трудно забыть, насколько интересно спела несколько лет назад песни Рихарда Штрауса (не “Четыре последние”, другие, более ранние) в БЗК с оркестром “Новая Россия” Анна Нетребко, которую совершенно необязательно обожать в целом как артистку и как явление (и я точно не из числа ее фанов), но все-таки на удивление она в непопсовом репертуаре незабываемо себя проявила.
В любом случае главной в программе была Третья симфония Шнитке – полагаю, Юровский, подобным образом формируя репертуар, рассчитывает убедить целевую аудиторию в том, что между Шнитке и тем же Мендельсоном нет пропасти, а есть некое, при всех различиях музыкального языка, единство, художественная универсальность – по моим наблюдениям результат этими “просветительскими усилиями” достигается обратный, что следует принять как данность и быть готовым к тому заранее. Я никогда прежде живьем Третью симфонию не слышал, но записи Шнитке в моей повседневной жизни присутствуют как важная ее часть, и “готовясь” к концерту Юровского, я послушал, как той же симфонией дирижирует (дирижировал, и запись, похоже, студийная) Геннадий Рождественский.
Могу ошибаться, но Рождественскому в первой части важнее показать “хаос”, иррациональное космогоническое “брожение”, и ему противопоставить вторую часть с оформляющимися в ней мелодическими структурами “классического” толка. У Юровского же совершенно явственно уже в первой части, ну разве что не с начальных тактов, а чуть-чуть позднее, сквозь хаос проступали пока еще не до конца сформулированные, но присутствующие, заложенные в его “проекте” элементы “гармонии”. Другое дело, что как всегда у Шнитке, гармония и тем более мелодия (а я убежден, что уж мелодиста круче Шнитке не было в академической музыке второй половины XX века, считая и Шостаковича, и подавно каких-нибудь “почвенных”, “корневых” Свиридова с Гаврилиным) носят по меньшей мере амбивалентный характер, выступают искушением, служат “ложным утешением”, грубо говоря, обманкой, привлекательной пустышкой. Наверное, в Третьей симфонии это не столь наглядно, как в альтовом концерте, или в Четвертом скрипичном, или фортепианном, или в первых двух кончерто гроссо, но та же идея и здесь определяет всю структуру цикла. Поэтому и восхищают, и пугают, ошеломляют, например, переклички челесты и клавесина: “старина”, чистота, изысканность – как тонкая пленка, за которой черная бездна. Прорывается бездна хаоса и мрака сквозь утонченное классическое, “классицистское” (мотивчик, который внутри оркестра наигрывает фортепиано – условный “Моцарт а ля Гайдн”…) к третьей части. А все-таки в целом симфония не беспросветна, хотя венчает ее не фанфарный апофеоз (это был бы тогда не Шнитке…), но “забытая мелодия для флейты”, последняя колыбельная последнему человеку во Вселенной, прошедшей и замкнувшей полный круг бытия.
Автор: _arlekin_
Фото: Darya Leitstern
