Релизы
Британец Иэн Бостридж — больше, чем тенор, больше, чем певец. При всей своей настоящести он кажется персонажем из мира литературы — Рильке или Джойса, Гёте или Кафки. У него есть ключи от дверей в разные времена и пространства: венецианские лагуны, берлинские бульвары, венские набережные, швейцарские луга. Об этом думаешь всякий раз, когда слушаешь его «Орфея» Монтеверди, барочные арии, «Идоменея» Моцарта, кантаты Баха, песни Шуберта и Бриттена. Везде он кажется на месте, везде — своим. Его голос при константности базовых составляющих каждый раз с ошеломляющей простотой обнаруживает предельно точные параметры того или иного стиля, словно его обладатель хочет сказать, что все мы живем на одной планете, чтобы не понимать друг друга. Слушать правильное пение Бостриджа — всегда неописуемое удовольствие. В его устах слово и музыка находятся в уникальном синкретическом единстве, являют феномен музыкальной речи редчайшего совершенства и органичности выделки.
Новый альбом с итало-голландской пианисткой Саскией Джорджини — Twilight («Сумерки») — уже третий их совместный труд после «Прекрасной мельничихи» Шуберта и песен Респиги. Он собран из вокальных циклов Шумана — опусов 35 (Кернер), 39 (Эйхендорф), 40 (Шамиссо), 79 (Рюккерт и Шиллер). Таким названием альбома английский тенор обозначает не только эстетический феномен вокальной поэтики Шумана, одновременно напоминая о сумеречности шумановского сознания, его меланхолии, зыбкой границе сознательного и бессознательного, в чем проявляет себя как исполнитель, которому всегда была интересна психология музыки. К счастью, до заката вокальной карьеры Иэна еще далеко, судя по тому, в какой фантастически прекрасной форме находится голос певца в его шестьдесят лет. Любопытно, что песен Шуберта в огромном списке записей Иэна много больше, чем Шумана. Шуберт для Бостриджа как будто роднее, ближе, понятней, чем Шуман, с которым он несколько осторожничает, словно знает, где граница, переходить которую опасно, и в этом альбоме очень слышно, как искушенный британец деликатничает. Три цикла из выбранных написаны Шуманом в его самый урожайный вокальный год — 1840‑й,— который стал и годом счастливой женитьбы на Кларе Вик.
Бостриджа больше всего интересуют алгоритмы сознательного и бессознательного, тревожные линии отклонений в безумие и возвращение обратно в свет. В тех частях формы, где голос исчезает, остается лишь фортепиано, невозможно не почувствовать, как певец напряженно вслушивается в поведение мелодии пианистки. Сорокалетняя Саския Джорджини тоже немало деликатничает, словно не решаясь на что-то большее. Она справедливо напоминает читателю буклета о том, что Клара Вик ограничила свое творчество ради того, чтобы беречь любимого композитора. Три песни в этом цикле Иэн выделяет как особенные: Mondnacht из ор. 39, которую он часто включал в свои выступления, и Der Soldat и Der Spielmann, идущие друг за другом в ор. 40, где Бостридж все же осмеливается выйти за рамки, чтобы пронзительно вызвучить боль поэта. А завершает свое небольшое эссе он такими словами: «Ирония последних строк Der Spielmann почти невыносима — O Gott, bewahr uns gnädiglich, Daß Keinen der Wahnsinn übermannt; Bin selber ein armer Musikant (“Боже, храни нас милостиво, чтобы безумие не одолело; Я сам бедный музыкант”».
