Релизы
В карьере сербской пианистки Тамары Стефанович причудливо смешалась старинная и современная музыка. Наряду с выступлениями на Моцартовском и Бетховенском фестивалях она исполняет многие произведения XX и XXI веков. Ее дискография также показывает разносторонний подход к репертуару, в котором соседствуют Бах и Барток, а также ныне живущие композиторы вроде Вассоса Николау. Ее четвертый релиз на лейбле Pentatone сразу притягивает к себе внимание, поскольку диск озаглавлен как «Организованный бред» (Organised Delirium). Дано ли такое необычное название всерьез или иронически? Это выражение Антонена Арто часто использовал Пьер Булез, чья Вторая соната является центром диска. Где-то между звучанием и бессмысленным шумом стоит организованный беспорядок, который Тамара Стефанович презентует слушателям. Диск выстроен по той же схеме, что и Influences — ее первый релиз на Pentatone: от современности к старинному. Стефанович всегда задумывается над последовательностью сочинений, противостоя тенденции вместить на диск как можно больше музыки, вне зависимости от того, как она воспринимается вместе.
Открывает альбом Вторая соната Булеза — революционное для своего времени сочинение. Композитор переосмыслил додекафонный метод письма Шёнберга и создал сериальные структуры, образующие вертикаль и горизонталь музыкальной ткани. Трансформации подвергся сам сонатный цикл, лишенный теперь своих жанровых черт и служащий инструментом выражения новых идей композитора. Разучивая сонату в свое время, Стефанович тесно работала с композитором, дававшим ей указания. Как описано в буклете, Булез «дирижировал щедрыми, мечтательными жестами, всегда показывая, где и как плыть на волне драмы», он «говорил восхитительными метафорами о пчелиных ульях, воде, огне», как «структурировать жизнь и дыхание» и как «принять бред во всех его формах». В этих словах чувствуется глубоко личное отношение Стефанович к музыке Булеза. Каждый причудливый кусочек музыкальной ткани, каждый обрывок мелодии она интонирует со вниманием и точностью. Сказывается опыт игры современной музыки, где приходится тренировать свой слух и память, чтобы чисто воспроизводить фрагменты без опоры на привычную тонику-доминанту. При этом ощущение ритма у Стефанович живое, не механическое — она часто делает rubato, чтобы украсить и оживить движение музыки.
В таком же ключе продолжает программу Первая фортепианная соната Ханса Эйслера. Публике он может быть известен как автор саундтреков к голливудским фильмам и маршей, написанных в традиционном стиле. Но это раннее сочинение, посвященное учителю Эйслера Шёнбергу, явно вдохновлено нововенской свободной тональностью. Фактура здесь более развитая, чем у Булеза, хотя общее направление то же — деформация жанровых признаков. За ней следует Фортепианная соната Бартока, где слышатся знакомые для него темы в фольклорном духе, а в пианизме так же подчеркивается моторно-ударная манера игры. Наверное, это самое эффектное из сочинений на этом диске, и Стефанович не жалеет сил в исполнении грандиозных пассажей, так что даже ее дыхание слышно на записи. Подытоживает XX век Первая соната Шостаковича. После Первой симфонии, где молодой композитор вел легко-ироничный диалог с классикой, сразу же слышен иной, более жесткий и где-то откровенно злобный тон музыки. И здесь Стефанович вколачивает последние гвозди в «крышку гроба» жанра фортепианной сонаты.
И когда кажется, что «бред» окончательно захватил сознание, Стефанович возвращает нас в действительность Сонатой Скарлатти си минор K. 87. Короткая одночастная композиция в отрешенно-грустном духе завершает диск на неоднозначной ноте: то ли как напоминание об истоках жанра, то ли как оплакивание ушедшего.
