Панибратская могила

Дом культуры «ГЭС-2» неустанно изучает и приспосабливает пространство внутри себя. В сводах музыку уже слушали, на проспект ломать графит выходили. Танцевальный же перформанс «Под землей» кураторства Анастасии Прошутинской завел зрителей даже не в Насосную, а прямиком на подземную парковку, что происходит нечасто, закрыв ее на три дня для машин и устроив толпой небольшой коллапс перед Галереей. Половина зрителей знала куда идет, поэтому воспользовалась гардеробом. Другая половина знала не хуже первой, поэтому осталась при своих пальто.

Парковка была тепла и светла. Все черное подземное пространство за счет палок и софитов было залито нейтральным белым светом. Лишь в середине расположилась сцена, засвеченная холодным голубоватым прожектором. Перекочевавшая прямиком с балета Горлинского танцевальная платформа с трех сторон была окружена лавочками для посетителей, с четвертой же расположилось возвышение для музыкантов ансамбля «Толока». На самом же пространстве сцены безмолвно стояли приглашенные танцовщики в квазинародных костюмах: вот вроде силуэт привычный, но помимо повязанных платков внезапно кожаные и тканевые пальто, подпоясанные не только кушаками, но и тросами. И, конечно, маски. Темные. Некомфортные. Эти мрачные первобытные существа по велению хореографа Ольги Цветковой исступленно топали, выбивая причудливые ритмы. Дополнял их звон бубенцов, пришитых к рукавам.

Но вот заливающий свет погас, оставив гостей наедине с масками, звоном и выходящим ансамблем музыкантов в костюмах наподобие «Дистрикт 12» или «Несмертный Джо» – словом, не уступающих танцовщикам. И грянуло Средневековье: среднее между допотопной ритуальностью и контемп-пластикой. Под аккомпанемент слегка нескладной «Тимони» – народной круговой пляски Курской области – маски вытворяли вещи, неподвластные осознанию. За размашистым выпадом следует падение на пол. И тут же – взлет на поддержке под самый потолок. Резкость и маскулинность. Музыкальный руководитель «Толоки» Лизавета Аньшина пояснила: «Когда мы говорим о русском фольклоре, чаще всего нам представляется женский образ. Но в действительности вся русская традиционная музыка пронизана проявлениями мужского характера». А ансамбль не отстает, теперь звучат кугиклы. Удивляет лишь отсутствие веселья в музыке. Как-никак русская плясовая традиция – про радость, восторг. Куда же ее схоронили?

Есть в народном творчестве две главные идеи: цикл и переход. Последний может быть выражен в самых разных явлениях: от рождения до смерти, от настроения до погоды. Пожалуй, поэтому программу швыряло на эмоциональных качелях похлеще любого биполярника. Прямо вслед за резкой и разудалой пляской возник пластичный и протяжный напев, покойный и статичный, очень вертикальный. В горизонтальной плоскости же ему вторил мягкий хоровод. Исполнители распоясались, скинули верхнюю одежду, и широкий танцевальный круг превратился в сверхширокий: четверо из восьми перформеров ушли кружиться юлой за зрителей, вовлекая пришедших без их ведома в средний, статичный круг.

Но переход – это не только про изменение, а еще и про столкновение. Воссоединившись, танцовщики стали взбираться друг на друга, сталкивая остальных, камнем падали на пол и тут же рвались обратно. Так, под «радостный» свадебный напев начинается «бойня». Подземные жители все продолжают создавать себе жертв, скалясь во все тридцать два зуба. Победителей нет, но есть пострадавшие. Улыбка. Толчок, и все падают. Улыбка. Один карабкается на другого, сталкивая третьего. Улыбка… пропадает – кто-то узнал товарища и делает нерешительные шаги навстречу… Все падают.

И тут происходит неожиданное – в этом хаосе появляется лидер. Семь подземных королей складывают руки перед одним человеком, обступают его со всех сторон, подходя все ближе и отбивая пол лбом. Но объект их поклонения и сам по себе хорош. Он не то чтобы косплеит танец Хоакина Феникса, скорее, занимается пластическим селфхармом. Персонаж в майке с кровоподтеком выворачивает себя наизнанку, выкручивает руки, переплетает ноги, неизбежно ныряя головой в пол. А остальным нравится – настолько, что начинается «конкурс на лучшего лидера». Каждый по очереди отбегает от остальных и задает свое движение. И толпа рада вторить. Один за одним передают они эстафету – пластика меняется то на более жесткую, то на волнообразную, то на шественную. Все эти «влаственные» перипетии сопровождаются северными протяжными попевками, пока не вытекают во что-то плотное, жирное, насыщенное и местами нестройное, духоборное и возвышенное.

Тем временем вокруг юродивого снова пошли хороводом, в этот раз чуть более шумным, топчущим и раскорячным, выраженным как бы дадаизмом. Подземным уже неинтересны эти лирические ночные этюды, им что посвежее подавай. Под звон бутылок и попил скрипки на сцену вернулась «Тимоня».

Есть в народном творчестве две главные идеи: переход и цикл. Последний может быть выражен в самых разных явлениях: от магии и мельницы до смены сезонов и рутины. Весь перформанс строится на циклах. Они есть в хороводах и их хороводоводах, в освещении, имитирующем смену времени суток, в программе в целом и танцах в частности. Так вторая «Тимоня» – бутлег и эрзац первой – завершала большой круг кругом малым. Окружив очередного заводилу, восьмерка бросилась бежать на месте, перестраиваясь и переформировываясь, улыбаясь до холода по стене. Какая традиция? Радости в этом танце быть не может априори. Но, уткнувшись в публику, они потупились, попятились и побежали уже в сторону другую – переобуваясь, получается. А «Толока» уже играли тверскую плясовую «Завидочку», как бы объясняя, при чем тут такая резкость. Проводы же, как не разгуляться напоследок? И после всех этих марафонов и синхронных вывертов, не то марионеточных, не то поппинговых, артисты вернулись на исходную, окружая заводилу.

Завершал этот безумный «день» последний обряд перехода. Под протяжную шарманку каждый из «подземных» степенно переступал грань света и тьмы, жизни и сна. И хоть распылитель вряд ли можно назвать точкой пересечения пространства, его было достаточно для символического обозначения двери реальности. Да и мягкий голубоватый свет разлился спокойствием по парковке. Уставшая восьмерка, проходя сквозь водопад, устраивалась на земле отдохнуть. Это метаэкзистенциальное путешествие, наконец, подошло к концу. И хоть никто из этих обезличенных героев не смог выкарабкаться из-под земли по паутинке к небу, покой они все же нашли, и вместо цветов артистам подарили нечто гораздо более символичное.

Уходили исполнители со сцены, держа в руках хрупкую вербовую ветвь.